Милая Роуз Голд

Софи и Билли-младший равнодушно стояли, пока я обнимала их. Потом они забрались на сиденье и начали спорить о том, с чего начнут – с игры или с просмотра фильма. Никого, кроме Анны, не расстраивало мое отсутствие. А я-то думала, что меня приняли в семью.

– Я очень-очень хочу поехать с вами, – в отчаянии сказала я, обращаясь к Ким. Я ненавидела себя за этот умоляющий тон.

Ким ничего не ответила. Она только посмотрела на меня, склонив голову набок. Ее взгляд остановился на кончиках моих волос, которые уже доставали до плеч. Дети в машине притихли – подслушивали. Молчание нарушил папа:

– Как там зовут твоего врача?

– Доктор Стэнтон, – сказала я. – А что?

– А на какой улице его кабинет?

– Кинни, – ответила я. У меня на лбу выступила капелька пота.

– Тогда почему бы нам не позвонить ему, – спокойно сказал папа, доставая телефон, – чтобы убедиться в том, что он точно не против?

Я закусила нижнюю губу. Мое сердце начало биться чаще.

– Он сейчас в отпуске, – ответила я. – Ему нельзя позвонить.

Мне не нравилось то, какой оборот приняли события. Папа нажал что-то на телефоне.

– Но у него же должен быть ассистент? Или хотя бы медсестра.

Я покосилась на Ким. Та отказывалась смотреть мне в глаза. Нужно было уносить ноги.

– Наверное, вы правы, – сказала я. – Наверное, мне рано ехать в такую поездку. Не буду вам больше мешать.

Папа и Ким смотрели на меня. Они оба были напряжены. Билли-младший помахал мне из машины с грустной полуулыбкой. Теперь, когда мне тоже досталось от отца, он готов был мне посочувствовать. Наверное, не так уж часто папа ругал кого-то, кроме Билли.

С минуту я прожигала отца взглядом. Я-то поверила в то, что Билли Гиллеспи – добрый и порядочный человек.

– Я думала, тебе не все равно, – выплюнула я и пошла по тротуару в сторону своего фургона.

Не успела я перейти дорогу, как у меня за спиной послышались шаги. Папа поймал меня за руку. Я обернулась, надеясь на то, что мои щеки не такие красные, как мне казалось.

– Роуз, послушай, прости меня, – начал отец. Судя по голосу, он действительно раскаивался. – В последнее время мне было очень тяжело, но я не должен был вымещать все это на тебе. Ты мне очень дорога. Я серьезно.

Я подождала продолжения.

– Наверное, как отец я обязан знать, что делать. Но еще не написали инструкцию для родителей, которые хотят наладить отношения со взрослой, вновь обретенной дочерью. У меня такое ощущение, что я ошибаюсь на каждом шагу. – Он провел руками по лицу, и я впервые поняла, как сильно он устал от всего этого – от меня. – Может, встретимся и поговорим, когда я вернусь из поездки?

Я кивнула, ничего не сказав, – боялась, что голос меня подведет. Папа неловко обнял меня и вернулся к Ким. Я помахала им обоим, выдавив фальшивую улыбку. Они помахали в ответ, внимательно глядя на меня.

Сев в машину, я сделала вид, что копаюсь в бардачке, чтобы они перестали на меня смотреть. Какие родители отказывают больной раком дочери в семейном путешествии? Кем они себя возомнили? Почему решают за меня, что мне можно, а что нельзя? Папа однажды уже бросил меня, и теперь он пытается сделать это снова. Но они так просто от меня не отделаются. Когда дверь их машины захлопнулась, я выпрямилась.

Папа завел машину, и я тоже. Он ждал, пропуская меня вперед, но я махнула рукой, показав ему, чтобы он ехал первым. Я не желала повторения ситуации с «Диснеем на льду». Без меня они никуда не поедут. Дверь гаража закрылась. Папа вырулил на дорогу и посигналил мне, когда проезжал мимо. Ким смотрела вперед. Они проехали по улице и остановились возле знака «Стоп». Я тронулась с места и последовала за ними.

Через десять минут мы доехали до двухполосной дороги, по обе стороны от которой тянулись торговые ряды, и я поняла, что папа с Ким следят за мной через зеркало заднего вида. Я сделала вид, что не замечаю этого. Мы приближались к повороту на нужное им шоссе номер тридцать. Я наизусть выучила весь маршрут двадцатичетырехчасовой поездки, чтобы помогать папе, если спутниковый сигнал вдруг пропадет. Но синий кроссовер не свернул на шоссе. Вместо этого папа перестроился в другую полосу. Я сделала то же самое. Потом он резко включил левый поворотник и въехал на парковку «Сабвэя». Я свернула к ремонтной мастерской на другой стороне улицы. Вся семья Гиллеспи зашла в «Сабвэй». Софи оглянулась через плечо на мою машину. Они все знали, что я еду за ними.

Я до боли стиснула руль. Однажды мама рассказала мне, как в детстве она ездила с родителями в парк «Покагон». На второй день в их лагерь забрел белый скунс. Мамин отец запрыгнул на столик для пикника и замер, стараясь не напугать зверька. Мама говорила, что это был единственный раз, когда она видела такой страх в глазах отца. Когда скунс ушел, вся семья расхохоталась. По словам мамы, ее отец в тот момент напоминал робота, которого отключили во время танца. Они все потом смеялись до боли в животе, заливая слезами эскимо, которые держали в руках. Через несколько недель кому-то из них пришло в голову обозвать этот инцидент «вонючей опасностью».