Милая

На секунду я задумалась о том, как выглядели бы наши души, если бы мы смогли увидеть их. Какие очертания имела бы моя душа? Я решила, что душа Уилла была бы похожа на вечно меняющиеся облака в небе: божественные, безмятежные, но иногда черные, мрачные и заряженные электричеством. Потом я подумала, как выглядела бы его душа в огне. Я съежилась.

Я не стала просить и умолять Дженни позвонить Уиллу, а просто спокойно сказала:

– Я совершила огромную ошибку, о которой сожалею каждый день. Я изменилась. Я знаю, чего хочу, но теперь слишком поздно, и я ничего не добьюсь. Я только хочу, чтобы он знал, что мне жаль и что я действительно любила его и просто хочу видеться с ним.

Ее лицо приняло сочувственное выражение. В душе она всегда переживала за меня, и мне не всегда нравилось то, что она говорила, но обычно она была права. Иногда мир в самом деле делился на черное и белое, как она себе представляла, и, хотя она хотела помочь мне, она понимала, когда следует отступить, понимала, когда она бессильна.

– Мне тоже жаль, Миа. Я верю, что для тебя это были очень трудные полтора года, и мне правда больно, но Уилл сказал, что при любых обстоятельствах не хочет ни разговаривать с тобой, ни видеть тебя.

Я попыталась скрыть свое разочарование, выпив еще и сменив тему.

– Не хочешь пойти в клуб за углом и потанцевать?

По правде сказать, клубная атмосфера была нам не по душе, но, думаю, Дженни поняла, что мне нужно сбросить пары.

– Конечно.

Выйдя на улицу, я сразу же направилась в конец квартала. Дженни не двинулась с места.

– Пойдем этой дорогой.

– Так идти вдвое дальше, клуб прямо за углом.

Она фыркнула, а потом догнала меня. Всю дорогу она шла быстро, стараясь отвлечь меня, но это не сработало. Дойдя до конца квартала, я услышала восхитительную мелодию Уилла, доносившуюся из бара на другой стороне улицы. Навязчивый барабанный бой и протяжные гитарные риффы в стиле блюза витали в воздухе, сопровождая нежный, душевный голос Уилла. Сердце часто забилось у меня в груди. На стенде было написано: УИЛЛ РАЙАН, КАЖДЫЙ ВОСКРЕСНЫЙ ВЕЧЕР. Бросив убийственный взгляд на Дженни, я метнулась через улицу, пока она кричала, чтобы я подождала ее. Когда я подошла к вышибале, он сказал, что бар заполнен. Я стояла на улице, заглядывая в дверную щель, а Дженни держалась у меня за спиной. Я увидела на сцене Уилла и еще троих музыкантов, которых никогда прежде не видела. Он был таким невозмутимым, держа в руках гитару, непохожим на тех, кто бегает по сцене или общается с толпой. Он был всецело сосредоточен на том, чтобы хорошо спеть и идеально сыграть. Он всегда так относился к музыке. Однажды он сказал мне, что любит играть перед небольшой аудиторией, которая его знает, потому что ему нравилось переделывать свои песни.

– Песни всегда развиваются, Миа, как и мы. Вот в чем все дело. Вот почему нам с тобой так приятно играть вместе… потому что игра на инструменте и пение имеют отношение к умению слушать и чувствовать больше, чем ко всему остальному. – Забавно, что теперь ему не хотелось бы меня слушать.

Перед сценой стояла группка девушек, наперебой требующих его внимания, но он по-прежнему был сосредоточен на песне. Зато, когда он закончил, я увидела, что он откладывает гитару, подходит к девушке в первом ряду, наклоняется и целует ее ладонь. Все фанатки обезумели. На нем были черные джинсы и ярко-розовая майка с надписью «Я девственник» крупными жирными буквами, под которой было написано мелким шрифтом: «Но это старая майка». Вытаращив глаза, я развернулась и, ни слова не говоря Дженни, пошла прочь, к клубу.

Она стояла рядом со мной у бара, пока я заказывала для нас обеих текилу.

– Значит, он по-прежнему играет? – закричала я, стараясь заглушить чудовищно громкую музыку. Она бесстрастно кивнула, продолжая молчать.

Когда бармен подтолкнул к нам четыре стаканчика, Дженни прищурила глаза.

– Мне только один. Я выпила слишком много саке! – выкрикнула она, но я знала, что это неправда, потому что я одна опустошила почти всю бутылку.

– Как знаешь! – Улыбнувшись, я стала опрокидывать в себя одну рюмку за другой. Мы танцевали не меньше часа, я выпила еще пару стаканчиков, и мой разум опасно затуманился. Дженни отошла, чтобы позвонить Тайлеру, поэтому я, воспользовавшись возможностью, пропустила еще стаканчик.

Ко мне подошел голубоглазый блондин в облегающей майке – качок без единой извилины в голове.

– Я наблюдал за тобой, – сказал он с гнусной ухмылкой.

– Да? И что? – Он был вылитый Дольф Лундгрен[42], если не считать, что говорил он с акцентом уроженца штата Джерси.

– Ты умеешь пить. – Он усмехнулся, словно это произвело на него впечатление. На самом деле он ошибался, потому что в этот момент мои мысли кружились в водовороте текилы. – Хочешь потанцевать?

– Конечно! – заорала я, подталкивая его к танцполу.

Как только мы начали танцевать, он стал лапать меня и пытаться тереться о меня, вот скотина. Я попыталась оттолкнуть его, но он продолжал. В конце концов я остановилась и оттолкнула его.