— Простите за ожидание, — словно в ответ раздался голос представителя банка.
— Да?.. — сбивчиво спохватилась девушка, отрываясь от дурацкой трансляции.
— К сожалению, мы не можем сообщить, кто сделал заявление. Анонимное сообщение было передано через Сеть, все легальные операции утверждены.
— А так разве можно? — протянула Милана. — Кто угодно может скрыть что угодно…
— «Золотая волна» не содействует нелегальным операциям, — вежливо откликнулась девушка. — Вы хотите подать заявление об аннуляции операции?
— Не… нет, — протянула Милана, осенённая догадкой. — Это может подождать… не знаю, пару часов?
— Да, разумеется.
— Тогда я свяжусь с вами сама.
Отключившись, представитель банка оставила в личке Миланы прямой контактный адрес.
— Я, кажется, знаю, кто бы это мог быть…
Дядя был её единственным родственником и Милана искренне его любила. Но иногда он мог быть чрезвычайно невыносимым!
— Если это опять из-за денег!..
Порой их ссоры случались практически на пустом месте — в последний раз дядя никак не мог поверить, что Милана могла позволить себе шикарный новый мотоцикл, сколько та не убеждала, что это просто комбинация из скромного образа жизни и довольно щедрого жалования особого агента ОСИ. Профессор Хаммел часто мог упрямиться по сущим пустякам, и мог всё сделать по-своему без её ведома, доведя воспитанницу до бешенства своей безмолвной опекой.
Милана попыталась дозвониться дважды, зловеще затягивая время вызова. Потом послала угрожающее сообщение, сунула личку в карман и тронула газ, понукая своего Малыша двигаться.
Пришла пора возвращаться домой.
Около часа ушло, чтобы добраться до небольшой возвышенности на одном южных островов. Длинный пологий подъём рассекал шумный деловой район и взбирался на вершину холма. Дорога лежала на склоне как длинная серая макаронина, изгибаясь вокруг невысоких зарослей зелени.
Милана взобралась по ней к десятку улиц с небольшими, порой одноэтажными семейными домами. Заходящее солнце красило аккуратные домики оранжевым, играя на покрытых теплопоглощающей плёнкой блестящих крышах. За невысокими заборчиками прятались аккуратные сады и маленькие огородики. Тут и там перед домами играли дети — мальчишки бросали всё и провожали длинный чёрный мотоцикл жадными взглядами.
С вершины возвышенности открывался захватывающий вид на океан, лишь слегка испорченный с одной стороны силуэтами высоток на соседнем острове. В десятке километров от берега архипелаг обходила вереница грузовых барж. На самом горизонте пылали в лучах заката плавучие поля ботанических ферм, свет отражался от их пластикового покрытия.
Дом дяди стоял пятым на крайней слева от въезда улице. Милана бывала здесь всё реже в последнее время. Они с дядей виделись в управлении — чаще, чем следовало, по её мнению. Это убивало нужду проведывать его дома, как бывало в последний год её учёбы. Кадеты жили в кампусе, а после окончания она съехала в квартиру ближе к центру города.
Сейчас, после долгого перерыва, Милана неожиданно остро ощутила, как хорошо помнит это место. Помнит — но не таким.
Её впечатление об этих улицах, как ей казалось, навечно останется прямоугольником окна, в которое она смотрела часами. Целыми днями. В детстве.
Почти год после комы она провела в доме. Сейчас она боялась представить, чем казалась дяде. Он ведь старался её растормошить, как-то вытащить из той странной апатии, в которой девочка провела месяцы в больнице и год в доме. Милана могла говорить, но говорила мало и нехотя. Она вспомнила счёт, не разучилась ходить — но всё казалось таким… ненужным. Милана просто таращилась из своей комнаты в окно, целыми днями. Годы спустя она вдруг поняла, что её жизнь в тот период можно сравнить только с цветком на подоконнике.
Но как это по слухам бывает, однажды с цветком что-то случилось. Милана не любила об этом говорить — но не могла не думать. В какой-то момент она спустилась на первый этаж…
Агент собеза притормозила у дома и, пристегнув шлем к рулю, слезла с мотоцикла. Белый дом с гладкими стенами и розоватыми оконными рамами казался воспоминанием. Милана рассеянно оглянулась вокруг, взбегая по ступенькам. Кто-то из соседей дальше по улице избавился от деревьев в саду — она не помнила, чтобы раньше с крыльца было вот так видно всю улицу насквозь.
…дядя только что вернулся с какой-то встречи. Когда девочка показалась в двери, словно призрак, он озадаченно застыл — Милана впервые вышла из комнаты без указаний. И она попросила его рассказать о школе, и о том, что он говорил раньше. О том, что она может жить как прежде. До того, как она всё забыла.
Его растерянное лицо вспомнилось неожиданно остро, когда Милана нажала на кнопку звонка у двери. Раздалась звонкая трель, девушка с усмешкой шагнула назад.
Все эти годы — и она всё равно не могла понять, что её толкнуло на ту просьбу. Наверно, ей было просто одиноко.