Миленький ты мой

Потом я заставила себя сесть на стул и попыталась взять себя в руки. Почему мне было так страшно? Я выросла в деревне, где к смерти относились спокойно — «бог дал, бог и взял». Нет, конечно, страдали! Но… к смерти все же относились обыденно. Помню — мне было лет семь, — умерла девушка Нина. Было ей, кажется, лет восемнадцать. Умерла нелепо и быстро — сковырнула родинку на щеке — началось заражение крови.

Баба взяла меня с собой:

— Пойдем, Лидка! Поможем.

В избе было много народу. Тетки сновали взад и вперед, мужики сидели тихо и молча пили. Нина лежала в гробу — бледная, с распухшей фиолетовой щекой. Мать Нины сидела рядом и тихо выла. Я вышла на улицу и стала играть с малышней. Потом мы с бабой пошли домой. Ничего особенного.

Ночью я быстро уснула. Потом были кладбище и поминки. Нам, детям, накрыли в саду. Помню остывшие блины и очень сладкий компот. А мы, ребятня, под вишней стали строить шалаш.

Еще утонул наш сосед, Санька-штопор. Так его звали. Напился и утонул — дело обычное. Все побежали на берег, куда вынесло Санькино тело. Бабы охали и отгоняли детей. Мужики суетились на берегу.

Было жарко, и нам хотелось купаться. А нас не пустили — сказали: еще чего! Тут ведь покойник.

Мы поканючили и пошли в старый сад за дикими грушами — он был совсем близко от речки.

Потом умерла моя баба… Я тоже ее не боялась. Мне казалось, что баба уснула…

Полиция! — дошло до меня. — Надо звонить в полицию!

Я взяла трубку, но никак не могла вспомнить номер телефона. И все набирала почему-то 03.

Наконец сообразила и набрала 02.

Дрожавшим голосом выдавила, что она умерла.

— Кто? — спросил раздраженный голос. — Кто она-то? Вы меня слышите? Адрес диктуйте! Вы кто ей? Соседка? Или родня?

— Нет… — тихо ответила я, — я ей… сиделка.

— Ну вот и сиди, сиделка! Тебе ж не привыкать. И ничего не трогай, усекла? — хмыкнул дежурный. — Жди властей. Адрес давай! Счас «Скорая» будет и наши, полиция.

Почему-то он сразу перешел на «ты», услышав слово «сиделка».

Я села и стала ждать. Руки и ноги тряслись. Вот только тогда я разревелась.

Через какое-то время раздался звонок в дверь. Я, словно очнувшись, бросилась бегом в коридор.

— «Скорая»! Открывайте! — услышала я.

На пороге стоял Герман Иванович. В белом халате и с чемоданчиком в руках.

— Она… умерла, — пролепетала я. — Я пришла, а она…

Герман почему-то криво усмехнулся и кивнул:

— У себя?

Дорогу он знал и пошел вперед, а я засеменила за ним.

Дверь в ее спальню была открыта.

Герман подошел к Лидии Николаевне и наклонился. Потом распрямился, посмотрел на меня, хмыкнул и крякнул:

— Понятно!

— Дааа… дела, Лидия Андреевна!.. А?

Я кивнула:

— Угу…

В эту минуту в дверь снова позвонили.

Я растерянно посмотрела на Германа, словно ждала указаний.

— Что застыли, Лидия Андреевна? Открывайте! — криво усмехнулся он.

И я снова бросилась к двери.

На пороге стояли двое полицейских Блондин и Кудрявый, как обозначила их я. Совсем молодые. Они молча кивнули и коротко спросили:

— Где?

Я показала рукой. Они прошли в комнату и увидели Германа.

— Подстанция номер…, дежурная бригада, — бойко отрапортовал Герман. — Поступил вызов — констатировать смерть.

Герман объяснялся четко, словно рапортовал перед начальством. Я стояла в стороне и старалась не смотреть на нее.

Мне показалось, что в комнате чем-то пахнет — там и вправду пахло. Сладко-ванильным, приторным и тягучим. Я вспомнила, что так пах одеколон Германа, и меня стало тошнить.

Полицейский осведомился:

— Ну, чего тянем? Время, коллега!

Эти слова были обращены к Герману.

Тот вздохнул и покачал головой:

— Нет, братцы! Здесь не получится быстро!

Полицейские переглянулись.

— Здесь, похоже… — он помолчал, — здесь, похоже… насильственные действия, господа! И не очень все чисто!.. И справку о смерти я вам не дам! Здесь будет судебка!

Я увидела, как полицейские с удивлением глянули на него, потом на меня и еще раз переглянулись.

— Слышите, девушка? — спросил Блондин.

Я кивнула:

— Да, слышу.

— Ну и что делать-то будем? — Он громко и тяжело вздохнул.

— Покойница жила с вами? — Это спросил Кудрявый.

Я удивленно пожала плечами:

— Ну да! Со мной! А что делать… так вам, наверное, это виднее!..

Блондин хмыкнул:

— Вот как? А вам?

И все трое, включая Германа, переглянулись, покачали одновременно головой и усмехнулись.

Потом Герман, словно сильно удивляясь и осуждая кого-то, покачал головой, громко вздохнул и спокойно сказал:

— Лидия Николаевна Краснопевцева. Известная актриса. Жена академика Краснопевцева. Одинокая пенсионерка. Совсем одинокая! — повторил с вызовом Айболит. — А эта… — он кивнул на меня, — за ней, — почему-то хмыкнул он, — следила. В смысле, ухаживала.

Полицейские снова уставились на меня, как будто впервые увидели.

— А вам откуда это известно? — спросил блондин. — Такие подробности?

Герман довольно хмыкнул:

— Вот именно, подробности! И они мне очень известны! А все потому, что я был у нее участковым. А вот теперь служу здесь, на «Скорой». — Он вздохнул и развел руками. — Платят побольше, ну, вы понимаете… Вот я и… тружусь, так сказать. Правда, и нервов побольше — ну, вы сами знаете!