Миленький ты мой

Словом, он ушел, а она вышла замуж. «Пусть будет счастлива!» — от всего сердца он ей этого желает. А квартиру, кстати, дали ему через полгода. Через полгода после развода. Правда, хреновенькую, однокомнатную — «ну, вы все сами видите». Но он счастлив и этим.

— А что бардак… Так времени нет! Ну, совершенно! Руки все никак не доходят, вы уж простите! А как нужен ремонт!..

Улыбкин вздохнул и махнул рукой.

Да, ремонт действительно нужен, но…

Я молчала. Какое мне дело до вашей квартиры, следователь Улыбкин? Какое мне дело до вашей зарплаты? До ваших напряженных будней и занятых выходных? Нет, я вам благодарна! Так благодарна, что… Слов не хватает! И все же сегодня вечером я уезжаю. И мы распрощаемся, следователь Улыбкин. Думаю, что навсегда. А там — как получится… Но я буду помнить вас всю жизнь! Обещаю! То, как вы мне помогли, как протянули мне руку помощи. Мне, практически мертвой от страха и ужаса… Оцепеневший от горя…

Будьте здоровы и счастливы! От всего сердца желаю, поверьте!

Когда мы подъехали к моргу, ему позвонили. Мой следователь снова нахмурил лоб, и я про себя рассмеялась: вечно хмурый Улыбкин.

Он извинился и сказал, что его вызывают. Обстоятельства не терпят, простите!

Улыбкину было неловко. Но я стала так горячо благодарить его и успокаивать, что он облегченно выдохнул:

— Нет, все же это неправильно как-то… бросаю вас в такой вот тяжелый момент…

Я махнула рукой:

— Знаете ли… я привыкла. Я привыкла одна. Так уж всегда получается… Я справлюсь, не беспокойтесь! Самое страшное для меня позади.

Я поблагодарила его еще раз и открыла дверцу машины.

— А потом? — спросил он. — Потом вы… куда?

Я посмотрела на Улыбкина и вздохнула:

— А потом я… домой! К себе в деревню. Не потому, что больше некуда. Не потому, что где родился, там и сгодился… Нет! Просто… У меня там дом, понимаете? Мой дом, вот и все. А москвички из меня не получилось… И романа с Москвой не случилось. Пожевала она меня и выплюнула — такие дела. Ну не всем же в столице жить! Она и вправду ведь не резиновая. А мы все едем и едем… Кого-то она принимает, а вот кого-то… Но это не горе ведь, правда? Везде люди живут. И везде разные, так?

Улыбкин молча выслушал меня, ни разу не перебив.

— Удачи вам, Лида! — коротко сказал он. — И… исполнения «мечт»!

Я улыбнулась и кивнула:

— И вам… не хворать! И еще… спасибо! За все!!!

Там все прошло… нормально. Несмотря на то, что я была совершенно одна. Странные похороны… в деревне бы все набежали — друзья и враги. Событие, как же!.. А здесь город. И никому ни до кого нет дела. Впрочем, не так… Мне-то, можно сказать, повезло.

Я простилась с Лидией Николаевной и попросила прощения. За все! За мои страшные планы вначале. За мою ложь. За ненависть. За мой уход в тот день из дома. За все, что я держала так долго в своем сердце и мечтала ей отомстить. За то, что видела жизнь в двух цветах — черном и белом… И еще, я сказала ей «спасибо». За то, что она мне объяснила, что горе бывает не только свое — горе бывает еще и чужое. И правда бывает своя. И каждый из нас способен раскаяться.

И каждый способен простить.

Я ехала в ритуальном автобусе совершенно одна, и даже водитель, наверняка видавший всякое, смотрел на меня с удивлением.

Он и помог мне там, на Новодевичьем — не за бесплатно, конечно. И все же помог.

Когда я кинула в могилу последнюю горсть земли, он предложил меня довезти.

— На вокзал? Да пожалуйста! И денег с тебя я не возьму!..

На вокзале я выпила кофе. Поезд мой отходил через сорок минут.

Я села на скамью и стала мечтать, как сейчас я усну в теплом вагоне, под перестук колес и запах дымка.

И вдруг меня осенило: Евка! Ее подруга, единственная подруга! Как я не позвонила ей, как?

Я набрала номер и услышала ее хриплый, словно простуженный голос:

— Как умерла? Боже мой! А я ведь не знала!.. Я в больнице была, Лидочка! Почти месяц, с воспалением легких, ты представляешь? Еле вытащили, тушу такую! Чуть не сдохла, честное слово! Нет, ты мне скажи все про Лидку! Все подробности, слышишь?

Я глянула на часы и извинилась:

— Простите, не получится! Мне надо спешить… Поезд отходит через пятнадцать минут.

— Ты уезжаешь? — растерялась Евка. — А-а-а… отдохнуть! Представляю, как тебе, бедной, досталось! Лидка была ведь не сахар!.. Согласна?

— Нормальная она была, — отрезала я. — Все мы не сахар.

Евка заохала и заверещала:

— Так ты куда? Отдыхать?

— Домой… — устало сказала я. — Я еду домой. В деревню.

— Послушай, Лидочка! — вдруг встрепенулась Евка. — А как ты насчет… словом, как ты насчет того, чтобы пожить у меня? Я не такая каприза, как Лидка. Правда! И квартирка у меня барахло, — она громко вздохнула, — но своя! И наследников нет. А сиделка мне… очень нужна! К тому же я тебе доверяю. Ты у нас человек проверенный, честный и свой. В общем так: квартиру я тебе завещаю, сразу перепишу на тебя. Ждать не буду, как Лидка. Ну а все остальное… ты поняла?

Мы молчали. Она ждала моего ответа. Даже сквозь трубку я чувствовала ее волнение. А я… Отчего молчала я? От неожиданности? От удивления? От внезапной удачи? От сомнений? Раздумий?