Миленький ты мой

Еще она сметлива — это качество присуще деревенскому люду. Ловка и совсем неглупа. Полина была совершенно другой — честной, верной, но… недалекой. Всю жизнь при кастрюлях. Но при всей ее серости и необразованности Поля тоже была неглупа в вопросах житейских.

Хотя общего у них я ничего не вижу — как будто не мать и дочь и не родня вовсе. Разные они очень.

Я переживаю, что Лида прикована ко мне. Она машет рукой: «Ерунда!» А я все равно переживаю. Переживаю, что уйдет. Переживаю, что сидит возле меня.

В старости человек очень меняется — это я замечаю и по себе, и по Евке.

А еще от страха человек меняется. И не всегда в лучшую сторону.

Мне кажется, что человек, прошедший сквозь боль, способен сочувствовать другому человеку.

Я, например, раздражаюсь на Евку, но… очень жалею ее… Уже жалею!

Мы говорим обо всем — о книгах, о фильмах, о живописи. В последнем Лида, правда, слаба. Да и где ей было образовываться?

Говорим и о моде. Но Лида к ней равнодушна. А вот я была заядлой тряпишницей!

Равнодушна Лида и к украшениям, и к духам. Ко всему женскому, в общем.

О себе рассказывает скупо, в подробности не вдается. Обошлась парой фраз: была замужем, развелась. Причину не уточняет. Но я вижу, что говорить ей об этом все еще больно.

Вопрос детей мы не обсуждаем. Кажется, он нас не очень волнует.

Про свою мать Лида тоже говорит коротко. Растила ее бабушка, а про Полинину болезнь и смерть ее, скорее всего, говорить тяжело. Я понимаю.

Конечно, самая большая беда для меня — это смерть моей мамочки. И для нее, для Лиды, разумеется, тоже уход Полины — трагедия.

Лида тепло говорит про свою бабушку — видно, что она ее очень любила. Про деревенскую жизнь — огород, скотину, лес — с неохотой.

Студенчество вспоминает с удовольствием.

А чаще всего замыкается и переводит разговор с себя на другую тему: «Давайте лучше поговорим о вас!»

И я говорю. Рассказала ей про моего Любимого. Про его смерть. Много рассказывала ей про свою семью — маму, брата и любимого папочку…

Про домик в Коломне, про папины сказки. Про войну, эвакуацию, про то, как я тонула в холодном озере и как мама меня спасла.

Про мою жизнь с Краснопевцевым я говорю не много. А что говорить? Столько прожито лет, а вспомнить вот и нечего…

Конечно, рассказываю ей про заграницу. Про наши поездки. Про Рим, Лондон, Париж, Сидней…

Лида слушает с большим интересом и задает много вопросов.

Вот так и проходят наши вечера. Ничего плохого, правда?

И еще… Я жалею ее! И такое чувство испытываю впервые!

Бедная девочка! Одинокая бедная девочка… Как же тебе досталось… Подробностей я не знаю, но… Чувствую это.

Да! Вот уж не ожидала! Совсем. Мы стали… Подругами, что ли? Нет, слово это не совсем здесь корректно. Родней? Ну уж увольте! Так кем же мы стали друг другу?

Как называются люди, волею случая и судьбы прибитые друг к другу случайно или не очень и ставшие, ну… Почти близкими, так? В чем заключается это понятие — «близость»?

Вот как, например, происходит у нас.

Мы можем подолгу с ней разговаривать. Она, к моему великому удивлению, оказалась вполне приятным и интересным собеседником. Вот чудеса! Я-то думала, что эта надутая и важная гусыня вообще не способна замечать какие-то вещи! Такие люди, как правило, видят только себя. Себя в компании, себя в профессии, себя в интерьере.

Человек, не переживший хоть малую толику страданий и боли, предательства и измены, не может понять и посочувствовать другому.

А она, оказывается, тоже страдала! Потеря отца, болезнь матери, смерть младшего брата. Бесконечные переезды и нужда. Неудачи в профессии. Трагическая любовь и потеря всего — ребенка, любимого.

Я уверена: ее брак с Краснопевцевым счастья ей не принес. Это же видно — она почти не говорит о нем. И ей совсем не хочется этого.

С ним Лидия Николаевна была одинока. По-женски одинока, по-человечески. Ее единственная подруга, эта самая Евка, такая же несчастная и одинокая горемыка. Они устают друг от друга — ведь их общение сводится лишь к жалобам и бесконечным разговорам о ценах и болезнях. Я вижу, как моя сереет лицом после разговора с подругой. Подругины подвывания ее раздражают и злят. Но она ее очень жалеет.

Ей уже почти ничего не интересно — у нее абсолютно потухшие глаза. Старость — это отсутствие желаний. Вот такая, получается, штука.

Аппетит у нее снова пропал. Телевизор она почти не смотрит — говорит, что надоело, тошнит от вранья.

Книги ей читать тяжело — устают глаза.

И получается, что мы просто разговариваем. Я сажусь в кресло у нее в комнате и…

Говорит больше Лидия Николаевна. Конечно — ей есть что вспомнить и что рассказать. Она многое повидала.

Я тоже многое, да. Вернее, я многое испытала. Пережила. А вот не видела я ни-че-го!

Муж милостиво брал ее во все поездки. По-моему, это то единственное, что скрепляло их брак. Хоть как-то скрепляло.

Они побывали в лучших музеях (положено по статусу!). Жили на виллах и в особняках. Их приглашали на приемы важные люди. Лидия Николаевна показывает фотографии: в гостях у Шагала. У Пикассо. В ресторане с Сикейросом.

А вот — в кафе с Эдит Пиаф. На концерте Монтана…