Миля над землей

Не счесть, сколько сообщений я написал Стиви, рассказывая ей о том, что собираюсь сделать, нуждаясь в ее помощи, желая, чтобы она была рядом со мной. Но я не отправил ни одного. Разве это не было бы эгоистичным? Ее отчаянное, умоляющее лицо, напряженный и надтреснутый голос – все это запечатлелось в моей памяти с того дня, как я расстался с ней. Я не могу попросить ее о помощи, когда так поступил, ведь я виноват. Итак, я пройду через это сам, зная, что это шаг, который поможет мне вернуть ее.

Я все расхаживаю по гостиной, и наконец у двери звякает динамик.

– Мистер Зандерс, здесь… – мнется швейцар, – здесь миссис Зандерс.

Она до сих пор использует эту фамилию? Как удобно.

Я глубоко вдыхаю через нос и так же медленно выдыхаю.

– Да, спасибо. Впустите ее.

Меньше чем через две минуты я слышу, как лифт останавливается в моем холле, а еще через пятнадцать секунд стук в дверь эхом разносится по квартире, и по моей спине пробегает неприятная дрожь.

Потеребив часы на запястье, я поправляю воротник рубашки, не в силах устроиться поудобнее. Я подумывал переодеться, но я отношусь к этому визиту как к деловой встрече, так что рубашка на пуговицах и брюки – как раз то, что нужно. Несмотря на это, непривычный наряд вызывает у меня сейчас зуд и клаустрофобию. И виной тому – женщина, стоящая по ту сторону двери.

Но это мой дом, и это моя жизнь. У меня здесь все под контролем. Я успешен и горжусь тем, чего достиг. Она не заслуживает никакой благодарности. Я не позволю ей заставить меня чувствовать себя таким же ничего не значащим, как в тот день, когда она ушла.

Еще раз вздохнув для успокоения, я выпрямляю спину, тянусь к ручке и, сдерживая нервное напряжение, открываю дверь.

– Эван, – с чувством гордости говорит мать. – Я так рада тебя видеть.

Она выдерживает мой пристальный взгляд, натянуто улыбаясь, и в этой улыбке есть скрытое намерение. Но когда эта женщина стоит передо мной, я чувствую, что рушусь, снова превращаясь в того обиженного шестнадцатилетнего мальчишку, которого она бросила.

Ее глаза, как я помню, очень похожи мои собственные. Волосы уложены идеально, но светло-коричневая кожа за последние двенадцать лет постарела. Она появлялась на моей игре два года назад, но я видел ее лишь мельком, а потом охрана выпроводила ее. Я тогда не обратил внимания на детали.

Ее дизайнерской одежде уже несколько сезонов. Обувь и сумка невероятно изношены, напоминая мне, почему она ушла: в первую очередь из-за денег. И поэтому она, скорее всего, вернулась сейчас: за добавкой.

– Можно войти? – спрашивает она, выводя меня из оцепенения.

Я отодвигаюсь в сторону, впуская ее в дом. То, что она здесь, кажется неправильным. Когда она входит, от нее исходит холодная энергия, фальшивая и почти ядовитая, что сильно противоречит яркой ауре Стиви, ее неуемному духу и милой натуре. Но я должен помнить, что делаю все это для того, чтобы стать лучше самому и вернуть свою девушку.

– Ого. – Мама оглядывает пространство, у нее явно кружится голова. В ее глазах разве что не сияют знаки доллара. – У тебя потрясающий пентхаус. Давно ты здесь?

– Чуть больше шести лет.

Она кивает, молча оценивая каждую мелочь и напоминая мне, что ничего не изменилось.

– Можно мне что-нибудь выпить?

– Есть вода.

Она слегка смеется.

– «Шприцер»[24] или даже шампанское было бы прекрасно.

Я закатываю глаза, направляясь на кухню, оставляя ее искать гостиную. У меня в холодильнике полно пива и газированной воды, ни того, ни другого она не получит.

– Твоя кудрявая соседка – это нечто, – кричит она из гостиной, и я не могу сдержать улыбку, расползающуюся по моим губам. – Ну и отношение.

Я не собираюсь объяснять, кто такая Стиви. Это не имеет значения, потому что женщина, сидящая в моей квартире, после сегодняшнего дня не будет иметь никакого значения в моей жизни. Ей не нужно знать самого важного о ней.

Поставив стакан на журнальный столик перед матерью, я сажусь в кресло напротив.

– Что это? – Она смотрит на стакан, как будто шокирована, что я не открыл специально для нее бутылку шампанского.

– Вода.

Она снова заставляет себя натянуто улыбнуться и делает глоток.

– Я так рада, что ты позвонил мне, Эван.

Боже, я ненавижу это имя, когда она его произносит.

Прочистив горло, я еще раз поправляю часы и кручу кольца на пальцах. Мать смотрит на меня, наблюдая за всем этим и, вероятно, подсчитывая, сколько стоят все мои украшения.

Но рассеянно проведя большим пальцем по кольцу на мизинце, я вспоминаю, зачем я это делаю.

– Я позвонил тебе, потому что нам нужно поговорить.

– Я надеялась…

– Мне нужно поговорить, – поправляюсь я.

Ее карие глаза расширяются, она расправляет плечи.

– Пожалуйста, говори.

– Почему ты ушла?

Ее грудь вздрагивает от резкого вздоха.

– Эван, мы можем оставить прошлое в прошлом и двигаться вперед? Это то, чего я хочу больше всего на свете, – двигаться вперед.

– Нет. Почему ты ушла?

Она качает головой, ища что-нибудь, хоть что-нибудь, что могло бы объяснить ее уход.

– Я многим жертвовала, когда была с твоим отцом.