Миля над землей

Стиви крепче обхватывает меня за шею, притягивая ближе, но я не думаю, что смогу стать еще ближе, чем сейчас. Наши тела прижимаются друг к другу, мы двигаемся по танцполу и говорим тихо, чтобы наши слова могли слышать только мы двое.

Но песня почти закончилась, а я не готов ее отпустить.

– Предполагалось, что это будет просто физическая близость, – говорит Стиви. – Предполагалось, что это будет просто секс. Почему мы не можем оставить все как есть?

– Это в прошлом, и ты это знаешь. – Она молчит, поэтому я говорю то, чего никогда раньше не говорил. – Я хочу большего, чем просто секс.

Песня замедляется, затихая, и я знаю, что момент почти упущен.

Мои руки блуждают по ее талии, она все крепче прижимается ко мне. Я наклоняюсь к ней, мои губы касаются ее щеки. Я хочу ее поцеловать. Хочу оторвать ее от своей груди и поцеловать крепко-крепко, чтобы она забыла обо всем, о чем беспокоилась на мой счет.

– Поцелуй меня.

Это она говорит, а не я.

– Сходи со мной на свидание.

Я чувствую, как ее грудь поднимается при глубоком вдохе.

– Идем к тебе домой.

Я не могу поверить, что собираюсь это сказать, но вместо того, чтобы сказать «да», я умоляю:

– Сходи со мной на свидание.

– Зи.

Она отстраняется, и на этом песня заканчивается, как и вечер.

Меня тут же окружают люди, пожимают мне руку, желают спокойной ночи. Это, мягко говоря, ошеломляет, но все, чего я хочу, – это получить нужный мне ответ от девушки, которая, кажется, отдаляется от меня все сильнее, поскольку сегодняшние гости бомбардируют мое пространство.

Мой взгляд продолжает скользить по красавице в голубом платье, но в конце концов моим вниманием завладевает масса людей, которых я должен поблагодарить за то, что они пришли на сегодняшний вечер.

И когда я оглядываюсь назад, туда, где она стояла, ее уже нет.

26. Зандерс

– Ты сам знаешь, что это чертова провокация!

– Зи, мать твою, остынь! – Мэддисон хватает меня сзади за майку, не давая приблизиться к судье, который, блин, слепой.

– Подсечка. «Чикаго». Одиннадцатый номер. Две минуты.

– Да пошло оно все!

– Зи, тащи свою задницу на скамейку и заткнись к чертовой матери! – Мэддисон подталкивает меня к противоположному краю арены, где я должен провести еще две минуты вне игры – мое третье удаление за вечер.

Болельщики «Чикаго» бьют по стеклу, пытаясь привлечь мое внимание, но я не смотрю по сторонам, уставившись на лед прямо перед собой.

Эта игра – отстой.

Что ж, ребята играют великолепно – все, кроме меня. Я играл небрежно, наносил грязные удары и в целом был скорее помехой, чем помощником для своей команды.

С таким же успехом я могу убраться отсюда – по крайней мере, окажу парням услугу.

Затеять бессмысленную драку – это просто замечательно, учитывая, что я кипячусь уже целую неделю и мне нужно на ком-нибудь выместить зло. Грязная драка на льду? Болельщики только этого и ждут. Какой смысл их разочаровывать?

Причина моего недельного паршивого настроения – исключительно в том, что я не видел и не слышал одну конкретную кудрявую стюардессу со времени благотворительного вечера. Я бы не сказал, что Стиви меня избегает, поскольку у нас не было выездных игр, и у нее нет моего номера телефона, но все же, если она передумает и согласится, чтобы я сводил ее на свидание, она знает, как со мной связаться.

Но очевидно, она так и не передумала.

Испытывать чувства – это отстой. Ужасно, когда на них не отвечают взаимностью. У меня никогда не было такой проблемы. Мне никогда никто не нравился, и какими бы ни были мои намерения в отношении женщины, они всегда были взаимными.

Это нелепо – в двадцать восемь лет придавать такое большое значение тому, что тебе кто-то нравится. Но для меня это важно. Я никогда ни к кому раньше не испытывал чего-то большего, чем простое физическое влечение. Но в Стиви меня привлекают ее тело, разум, слова и сердце.

И она недосягаема из-за моей испорченной репутации.

– Одиннадцатый, встаешь, – напоминает мне судья на скамейке штрафников. Истекают последние пятнадцать секунд моего двухминутного срока, и я встаю.

Как только дверь из плексигласа[13] открывается, позволяя мне выйти на лед, я нацеливаюсь прямо на звездного форварда «Тампы», наношу грязный удар и отбрасываю его на борт, в то время как шайба находится далеко от его клюшки.

Когда меня выводят из игры и отправляют в раздевалку, Мэддисон разочарованно качает головой, а я бросаю через плечо:

– Оказываю вам, ребята, услугу!

Быстро приняв душ, я переодеваюсь в костюм, хватаю из шкафчика ключи и бумажник. До конца третьего периода еще десять минут игры, но мне нужно отсюда убираться. Команда может оштрафовать меня за пропуск послематчевой встречи и пресс-конференции. Мне все равно.

– Зи, – нежный голос Логан останавливает меня на полпути, когда я открываю запасный выход из раздевалки. Она стоит на противоположной стороне коридора. – Ты в порядке?

Опустив взгляд, я киваю. Признаюсь, киваю очень неубедительно.