Еще раз крутнувшись у зеркала и найдя себя привлекательной, она направилась к выходу, ни мало не заботясь о переданной в чужие руки сумочке.
На алеее, ведущей к трамвайной линии, остановилась, пригнула ветку дикой яблони.
– Чувствуете, как пахнет?
Повернулась к спутнику, фыркнула:
– Хотя нашла кого спросить… До остановки проводите?
– Могу и дальше, – выпалил Виталий. Получилось чересчур откровенно.
– Я не женатый, – объяснился он. – Так что торопиться не к кому.
– А я как раз замужем. Ну да вы в курсе.
Они шли через неосвещенный парк, и в полутьме он ощутил, как она вздрагивает. Жалость и нежность заполнили его.
– Мариночка! – голос Виталия дрогнул. – Знаешь ли, как я тебя?..
– Стоп! – перебила она поспешно. – Никаких исповедей и воспоминаний. Что ты там себе навоображал? Я заметила! Ты мечтательный. А я стерва. Живу по принципу: хочется – получу. Хочешь, тебя захочу?…Что отмалчиваешься? Хочешь – знаю! Все вы… Тальвинский твой тоже хотел. Кстати, насчет Тальвинского…
– Я же просил…
– Плевать мне, что ты там просил! Но я говорила, что ему воздастся. Вот и воздалось!
– Что хочешь сказать?
– А то! Другим рога наставлял. Вот и донаставлялся. Теперь ему наставляют!
– Кто?!
– Хозяин завода нашего. Молоденький, вроде тебя. Очень они меж собой с его женой схлестнулись.
– Врешь?!
– Привычки такой не имею! Да все заводоуправление знает. Он чуть не каждый день ее к себе в кабинет таскает.
– Погоди! Так если мой ровесник, она старше его лет на десять?
– Ну и что? Я тоже старше тебя. А ты вон как подрагиваешь! А потом, может, когда он ее раком ставит, так всю советскую милицию в ее лице представляет? – Заткнись!
– Что?! Пошел ты!..
Садовая оттолкнула Виталия. Шагнула в темноту. Но он с силой поймал ее за локоть так, что их по инерции их прижало друг к другу.
– Хватит дурить! До дома по ночи доведу, а там…
– Как угодно, – она сделалась вялой.
Медленно, в отчужденном молчании прошли они вдоль городского пляжа, незаметно вывернули вверх, на мостовую. – Хочешь расскажу, как я на самом деле сифон этот злосчастный подхватила? – произнесла вдруг Марина.
Встречная парочка заинтересованно обернулась.
– Мне просто стыдно сказать было. Потому что – от собственного мужа, – выдохнула она. – Я ведь его поначалу очень даже… И – все положила, чтоб продвинуть. Задалась целью генерала из него сделать. А тут как-то чувствую что-то не то. Набралась смелости, пошла в диспансер. И – нате вам! Муж потом плакал. Говорит, случайно. А что случайно? Штаны сами спали? Хотела уйти. Умолил. Грозил застрелиться. Да и дочка. Но все разом умерло. Как – струна. Пела вроде, пела. Бззык – и нету.
– А как же – Слободян?
– И про это настучали? Все правда. Причем далеко не вся правда. Только это потом было. А чего? Ему можно, а мне? Гулять так гулять. Господи! Если б кто знал, как мне в диспансере стыдно было! Из меня тогда, должно быть, стыд, на всю жизнь отпущенный, разом выпарило.
– И как же вы теперь с мужем?
– Сосуществуем. Такой вот сюжетец. Садовую перетряхнуло. На противоположной стороне, в глубине меж домами, светлячком в ночи теплилась вывеска «Шашлычная».
– Давай зайдем. Выпьем по рюмке коньяку. Знобит что-то, – заискивающе попросила Марина. – Ну, пожалуйста.
Она потормошила за рукав провожатого и неожиданно, будто решившись, привстала на носки и припала губами к уху:
– Дурачок! Ладно, не злись: оговорила твоего благодетеля. Черт занес и – брякнула. Позлить захотелось. А злюсь – потому что, похоже, ты мне немножко нравишься.
С деланным безразличием пожав плечами, Виталий повернул к шашлычной, на которой только теперь разглядел зазывающее название «У Зиночки».
– Быть не может! – пробормотал он.
Зия Магомедов – Зиночка – появился одновременно с могучим Добряковым. Вместе отслужив армию, оба решили осесть в полюбившемся городе. И – осели. Оба были включены в сборную области по боксу. Но если задатки Вальки Добрыни вырасти в классного боксера были очевидны, то легковес Магомедов отличался двумя качествами: редкостным умением держать удары и отработанным крюком с правой. На улице крюк этот действовал безотказно, на ринге – порой проходил. Поэтому бои Магомедова протекали по одной схеме: он терпеливо сносил бесконечный град ударов, изыскивая возможность провести свой коронный прием. Иногда – попадал. И тогда, бывало, выигрывал.
Впрочем, как раз на улице надо было очень постараться, чтоб вывести из себя Зиночку. Вопреки расхожему мнению о чеченцах, был он бесконечно добр и особенно – к своим собратьям-боксерам. Чем, к слову, последние пользовались беззастенчиво.