– Могу рассчитывать на танец? – Виталию хотелось выглядеть небрежно победительным – в соответствии с моментом.
– Вы?! – к радости Мороза, лицо обернувшейся Марины вспыхнуло. – Вот уж не ожидала. – Я очень рад, что встретил вас.
– Удивительно, но я тоже. Но – какими судьбами? – У нас здесь неподалеку логово, – он кивнул подбородком на окно.
– Так вы все еще в этом задрипанном райотдельчике? А я вот ушла. Слободяна после всей этой истории выгнали. Ну, и…Тружусь старшим товароведом на хлебзаводе. Между прочим, вместе с женой этого вашего, как его? Ну… – она брезгливо оттопырила губу, пощелкала пальцами.
– Андрей Иванович Тальвинский, – опередил ее Мороз. – Ныне начальник райотдела.
– Бедный райотдел. А вот жена у него очень даже ничего. Резвушка.
– Марина. Он мой друг.
– Оно и видно: два сапога – пара! – с полоборота вспыхнула Садовая. Взбалмошный характер ее за эти годы не изменился. – Говорю, что считаю нужным. Вижу, был холуй, таким и остался. Вы чего вообще подошли?
– Вообще-то собирался пригласить на танец.
– Так вот – танец обещан.
Она протянула руку подошедшему Хане.
Мороз же, опустошенный, вернулся к «следственному» столику, где Чекин задумчиво созерцал собственный бокал. Рядом, положив голову на блюдо с салатом, посапывал Чугунов.
Не то чтоб все это время Виталий страдал по несостоявшейся любви. Наоборот, жил полной грудью, работал в свое удовольствие по десять – двенадцать часов в день, любил погулять в компаниях, менял подружек. Тем более что после смерти матери в его распоряжении осталась двухкомнатная квартира. И вот теперь, случайно увидев Садовую, понял: встречи этой он ждал. Ждал и боялся. Правильно, между прочим, боялся.
Под заматовевшим взглядом Чекина плеснул с полфужера водки и – махом выпил.
Меж тем пара у эстрады затеяла рискованные па, то буквально впиваясь телами друг в друга, то, напротив, разрывая дистанцию и вычерчивая такие лихие развороты, что становилось страшно за партнершу, подметавшую эстраду косой. Нога Садовой то и дело взмывала к потолку из-под глубокого бокового разреза длинного платья. На ее счастье, Ханя оказался хорошим танцором. Так что окончание каскадерского танца зал встретил аплодисментами.
– Какова чертовка! – вернувшийся Вадим все не мог успокоиться. – То эдакая фифа, что не подступись, а тут такой взрыв! Аж током бьет. Я не я буду, если пипочку эту сегодня не уделаю. Он снова исчез.
Чекин, узрев кого-то у входа, энергично потер виски и толкнул локтем Чугунова. –Проснись, дежурный следопут! Похоже, по твою душу.
В сопровождении все того же швейцара к их столику пробирался молоденький сержант милиции с повязкой на левом рукаве «Помощник дежурного».
– Геннадий Сергеевич, – почтительно кивнув начальнику следствия, он интимно склонился над Чугуновым. – Телефонограмма из больницы. Проникающее ножевое ранение. Выезжать надо.
Под прищуренным взглядом приподнявшегося следователя он неловко замолчал.
– Г-где-то я тебя видел, – засомневался Чугунов. – Морда уж очень п-противная. Ты вообще чьих будешь? – О! Понесло гусара! Помдеж это наш, – безжалостно встряхнул его Чекин. – Кончай придуриваться и – марш на выезд.
– Мы отбивались, чтоб до утра, Геннадий Сергеевич, – извинился сержант. – Но там селезенка повреждена. Может не дожить.
– Всё в порядке, сержант! Сейчас я его приведу в чувство! – Чекин приподнял бутылку. – Ну-ка! Посошок на дорожку и – вперед за орденами! Но Чугунов, в ком стал заметен проблеск мысли, перекрыл рюмку ладонью, пошатываясь, поднялся, торжествующе оглядел сидящих.
– А хорошо, что я сегодня ни грамма не выпил, – к общему изумлению, отчеканил он и, едва не снеся соседний столик, направился к выходу, придерживаемый сержантом.
– Пойду-ка и я, – Мороз поднялся.
– Не горячись, она не для Хани, – Чекин, как всегда, оказался чуток. – Сорвется.
– Это уж как промеж них карта ляжет, – Виталий, помимо воли, вновь скосился на дальний стол, за которым, положив руку на спинку Марининого стула, царил Ханя. То и дело оттуда доносились всплески поощряющего женского смеха. – Сам-то что никого не снимаешь, Александрыч?
– У меня другой метод. На живца ловлю, – Чекин постучал себя по груди. – Через полчасика половина мужиков перепьется, и кто-нибудь из оставшихся не у дел барышень клюнет.
– И что? Действительно срабатывает? – заинтересовался Мороз. Метод был хорош уже тем, что являлся беззатратным.
– Да. Когда сам не перепью. Хотя – что-то все реже. Прав Тальвинский – не тот я стал.
– Может, просто не тот подбор закусок? – пошутил Мороз. Но Чекин, не отреагировав, продолжал грустно смотреть перед собой. – Тебе б отдохнуть, Александрыч.
– Отдохнуть! – Чекин в своей манере хмыкнул. – Мальчик! Когда ты подрастешь, то постигнешь вслед за мной: страшна не физическая усталость, она пройдет. А вот та тяжесть, что внутри накопилась, – это-то и ломает. Знаешь, в чем меж нами разница? Мы оба травим дичь. Только ты молодой, ретивый, рвешься по следу. А я…тащусь. И сил уж нет, и кураж пропал, но и на другое не годен. Так-то.
Смотреть в эти больные песьи глаза было невозможно. Мороз потрепал ссутулившееся Чекинское плечо – а что он еще мог сделать? – и пошел из зала.
Чувствуя легкое головокружение – фужер водки после бессонных суток оказался перебором, – Виталий зашел в туалет ополоснуть лицо. Возле соседней раковины смачивал распухший нос долговязый охранник.
– Если отваливается, пластилином прилепи, помогает, – посоветовал Мороз. Кротко встретил злой, исподлобья взгляд. – Сам, брат, виноват: что ж на незнакомых людей без разведки кидаешься?
Виталий беззлобно засмеялся и вышел в фойе.
– Не от меня сбегаете? – поинтересовались сбоку.
Появившаяся невесть откуда Марина Садовая натягивала лайковое пальто.
– Сбегаю и сбегаю, – глупейшим образом ответил Мороз. Сообразив, что сказал ахинею, тут же, что называется, и усугубил:
– А где ж ухажер-то? Такая парочка образовалась, хоть куда!
– Ухажер больно боек оказался, – Марина, поправлявшая у зеркала косу, как ни в чем ни бывало, протянула Морозу сумочку. – Подержите. И потом образован сверх всяких приличий: много иностранных слов знает.
«Предложил-таки, стервец, минет, не удержался», – догадался Мороз.