Милицейские были

После завтрака Цибуля не сразу появился в городском отделении милиции. Он ознакомился с автомобильным хозяйством, которому принадлежал автобус, побеседовал с водителями и инженерно-техническими работниками. Еще раз, уже в гараже, осмотрел остатки взорвавшегося автобуса. А когда пришел в кабинет начальника милиции, его уже ждали. Первым докладывал майор Шестаков:

— Из двадцати человек, находившихся в автобусе, не пострадал лишь один шофер. В больницу положили пятерых, остальные отделались легкими ссадинами и царапинами. Как известно, два человека умерли.

— Кто они?

— Старуха Бездатная. Она сразу была убита, а ее дочь Антонина умерла уже в больнице. Муж Антонины тоже ехал в автобусе, но он с дочуркой был на заднем сиденье, а погибшие женщины сидели в четвертом ряду, где, как предполагают, был эпицентр взрыва.

— Кто он, муж Антонины?

— Инженер. Работает на шахте.

— Какая странная ситуация… Теща, зять которой работает на шахте, и этот запах аммонита… Почему малышка не сидела с бабушкой или мамой, а села с отцом? — спросил Цибуля.

— Сейчас посмотрю план… — Майор развернул лист бумаги, на котором было нанесено расположение мест в автобусе и перечислены фамилии пассажиров, кто где сидел.

— Да, семилетняя девочка сначала села рядом с бабушкой, а когда автобус тронулся, перешла к отцу.

— Сама перешла или он позвал?

— Это надо уточнить.

— Уточните. Заодно и серьезно покопайтесь в этом узелке.

Пока Шестаков докладывал, следователь Сыч что-то тщательно писал в своем блокноте. Когда пришла его очередь, он подсел ближе к столу, раскрыл портфель, вынул бумажный пакет:

— Вот все, что удалось собрать в автобусе.

Цибуля молча осмотрел находки. Здесь были расчески, женские приколки и резинки, остатки разбитых бутылок и обрывки одежды. Изогнутой жестянке Цибуля придал особое значение. Он расправил ее на столе и воскликнул:

— Циферблат часов!

— Наверное, кто-то вез будильник. Там есть еще обломочек изогнутой шестеренки и что-то наподобие стрелки.

— Кому принадлежали эти вещи?

— Пассажиры почти все находки опознали, но вот будильник никто не признает своим.

— А инженер?

— Говорит, ничего не терял.

— Кому принадлежал будильник, установить немедленно. Ведь не пришел же он на автобус сам. Очень показательно, что его никто не признает своим. А если предположить, что взрыв был преднамеренный? Прошу самым внимательным образом отнестись к проверке того, о чем я сейчас говорил. Всем понятно?

— Понятно, товарищ полковник, — ответил майор за всех.

— Будильник и меня заинтересовал, — сказал следователь Сыч, когда все разошлись.

— Почему?

— Трудно сразу сказать, почему. Я опросил почти всех пассажиров. Кроме тех, которые находятся в больнице. Все люди спокойно рассказывали, что знают. А этот инженер… — Сыч замялся, заметно подбирая слова.

— Что же он? — не выдержал Цибуля.

— Да вроде бы и ничего такого, но вот глаза… Большие, карие, они не выдерживают прямого взгляда, уходят в сторону. И еще: в них, пожалуй, нет той печали, которая должна быть у этого человека, потерявшего жену и тещу. Девочка ведь осталась сиротой… А в общем, это все из области личных чувств, а их к делу не подошьешь.

— О нет, способность следователя к таким чувствам — это уже гарантия успеха, — сказал Цибуля.

Он внимательно смотрел на следователя, и тот все больше ему нравился. Еще вчера бросилась в глаза коренастая фигура с плотными прямыми плечами, крупной головой, крепко посаженной на короткую шею. Понравилась тогда Цибуле и его немногословность. Он больше молчал и слушал, а если и говорил, то говорил только самое нужное, без лишних слов.

…Три дня провел Цибуля в Заднепровске. Он присутствовал при опросе свидетелей и очевидцев происшествия. Встречался с людьми, анализировал материалы, поступившие от сотрудников. И когда документов и личных наблюдений набралось достаточно для выводов и принятия решений, Цибуля созвал оперативное совещание.

— Так с чего начнем? — сказал он.

— С инженера, — ответил Сыч.

— Тогда следователю и карты в руки. Пожалуйста, вам первое слово!