Милкино счастье

Руфина Леопольдовна понимала, что муж изменился за эти дни. Ей казалось, что он словно бы ускользал из ее цепких рук. А эта дерзость за столом, при детях? Она долго лежала в своей комнате, всхлипывая и прислушиваясь к звукам в коридоре. Прислуга массировала ей ноги и втирала пахучую соль в виски. Графиня приказала принести ей обед в комнату. Она долго ждала, когда в спальню распахнется дверь, и он войдет с виноватым видом и станет, по обыкновению, уговаривать ее и просить прощения. Но наступило время ужина, а Краевский так и не появился. Такое поведение неприятно поразило Руфину. И ей отчего-то впервые стало страшно. Не дожидаясь его извинений, она сама вышла вечером в гостиную. Супруг играл с девочками в жмурки. Девочки смеялись от счастья.

– Я забыла тебе сказать. От князя С-кого приходило два письма.

– Где они? – чуть настороженно поинтересовался Краевский.

– Они лежат на твоем столе, в кабинете.

– Хорошо. Я прочту чуть позже. Что, Николай не приезжал еще из Орла?

– Нет, он тоже прислал письмо. Все твои письма лежат на столе.

Спустя полчаса Краевский заперся в своем кабинете. Он бегло прочитал письмо приказчика Николая, который сообщал ему о торговых делах в Орловской губернии. Спрашивал совета по поводу покупки лошадей. Граф быстро отписал ему ответ. Затем он вскрыл запечатанные гербовыми печатями, письма князя. «Катька» в обычной своей манере, в высоком штиле, многословно и пылко объяснялся в любви по-русски и по-французски. Писал о том, как соскучился, угрожал тем, что забудет Анатоля и даже проклянет. Намекал на то, что у него хватает поклонников из представителей «голубых кровей», и что все они люди неглупые и приличного происхождения.

«Полно, князь, вы совсем сошли с ума. Где же ваша фамильная выдержка и достоинство? Неужто страсть сметает все пределы? И словно кровь, заливает вам глаза?»

Он знал, что сметает. Он знал, что представляет собой яд истинной любви, и какова его губительная сила. Придется отписать ему и пообещать встречу. Иначе он, чего доброго, наделает глупостей. Кстати, во втором письме Константин шантажировал Краевского тем, что если граф не сжалится, то он непременно застрелится.

«Анатоль, ты все поймешь только тогда, когда тебе сообщат о моей безвременной кончине. И ты не сможешь уже ничего изменить. Ничего!» – в истерике писал «Катька».

– Сумасброд и идиот! Туда же, к пистолетам! – произнес Краевский вслух и в порыве смял письмо Константина.

Он почти заставил себя сесть и написать князю небольшой ответ. Он уговаривал «Катьку» не сходить с ума, просил подождать до осени, когда супруга разрешится от бремени.

«Я приеду в столицу, как только родится ребенок. У меня есть все надежды, что это будет наконец-то наследник. Пока я совершенно не могу оставить Руфину, а заодно и свои дела в земской управе. Не скучай. Уже скоро.

Твой Анатоль».

Руфина появилась в темном проеме.

– Я уложила детей. Анатоль, я соскучилась и хотела бы видеть тебя в своей спальне, – тихо произнесла она. – Прости меня за испорченный обед.

– Дорогая, ты взрослая женщина и мать. А я отец. Мы не можем вести себя столь легкомысленно. Я не сделаю ничего, что может повредить ребенку.

– Но доктор сказал, что на этом сроке вполне еще можно. И потом поза…

– Нет, нет и нет. Если я, мужчина, терплю свое положение и отвлекаю себя от гласа плоти, то тебе, женщине, сделать это много проще.

– Проще… – она опустила глаза.

– Кстати, завтра, на рассвете, я уеду.

– Но ты же пробыл с нами так мало!

– Дела. Рано утром, в понедельник, я должен быть на важном совещании. К слову сказать, я там председатель. И мне совершенно нельзя опаздывать. Мало ли какая будет дорога.

– Но ведь дождей не было.

– Не везде…

Она развернулась и тихо вышла.

Утром он тихонько поцеловал спящих дочерей и покинул поместье.

Всю дорогу его мучила совесть, но он старался заглушить ее глас. В нем будто заново проснулся дерзкий бунтарь, тот юный повеса, которым он помнил себя в молодости. За окошком мелькали поля, цветущие клевером и васильками. Уже вовсю поднялась зеленая пшеница. Знойное лето стояло в самом зените. Утренние птахи заливались звонкими трелями. Краевский старался не думать о том, вернется или нет Людмила.

«Если она не вернется, я сам ее разыщу. Я дам матери много денег. Я постараюсь найти нужные слова. Все будет так, как я хочу…»

В городской особняк он прибыл к полдню воскресного дня. Он браво ходил по комнатам, проверяя новую побелку. Отсчитал за нерадение дворника, приказал получше вымыть полы в том крыле, где они теперь тайно обитали с Людочкой, и заставил хромоногую Елену перестелить постельное белье.