Сколько это – миллиард лет? Через миллиард лет континенты Земли настолько изменятся, что мы бы не узнали родную планету. Тысячу миллионов лет назад самой сложной формой жизни на Земле были бактерии. В разгар гонки ядерных вооружений наше будущее, даже ближайшее, представляется ненадежным. Мы, кому посчастливилось работать над сообщением для «Вояджеров», видели священную цель. Казалось, мы, будто Ной, строим ковчег человеческой культуры, единственный продукт человеческих рук, который будет существовать в невообразимо далеком будущем.
Я тонула в шедеврах китайской музыки, пытаясь выбрать единственный, самый-самый, и решила позвонить Карлу в отель в Тусоне, где он выступал. Я оставила сообщение, и через час телефон в моей квартире на Манхэттене зазвонил. Сняла трубку и услышала:
– Я вернулся в номер и прослушал сообщение: «Звонила Энни». И подумал, почему ты не оставила мне это сообщение 10 лет назад.
Пытаясь перевести все в шутку, я откликнулась легкомысленным:
– Ну, я собиралась с тобой об этом поговорить, Карл.
И добавила уже серьезнее:
– Ты имеешь в виду… мы с тобой, навсегда?
– Да, навсегда, – сказал он с нежностью. – Давай поженимся.
– Давай.
В тот миг мы оба поняли, что чувствуешь, открыв неизвестный закон природы. Это был миг, когда кричат «Эврика!» – нам открылась великая истина, подтвердившаяся бесчисленным множеством независимых фактов в последующие 20 лет. Но возникло и ощущение полнейшей взаимной ответственности. Раз очутившись в этой стране чудес, уже невозможно быть счастливым вне ее. Было первое июня, священный праздник нашей любви. С тех пор всякий раз, как один из нас вел себя неразумно по отношению к другому, достаточно было назвать эту дату, чтобы привести обидчика в чувство.
Когда-то давно я спросила Карла, смогут ли гипотетические инопланетяне, отстоящие от нас на миллиард лет, адекватно расшифровать мозговые волны мыслящего человека. «Кто знает? Миллиард лет – это очень-очень много, – ответил он. – Но если есть хотя бы шанс, почему не попытаться?»
Через два дня после телефонного разговора, изменившего наши жизни, я вошла в лабораторию в нью-йоркском госпитале Bellevue, и меня соединили датчиками и проводами с компьютером, преобразовавшим все данные от моего мозга и сердца в звук. В течение часа я мысленно прошлась по информации, которую хотела передать. Я начала с размышлений об истории Земли и существующей на ней жизни. Максимально сосредоточилась, раздумывая об истории идей и социальной организации человека. Задумалась о трудностях, с которыми столкнулась наша цивилизация, о насилии и бедности, превративших нашу планету в ад для очень многих обитателей. Под конец я позволила себе передать личные впечатления о том, что значит влюбиться.
Теперь Карла пожирала лихорадка. Я все продолжала целовать его и прижиматься щекой к его горящей небритой щеке. Как ни странно, жар, исходивший от его кожи, поддерживал меня. Я хотела добиться, чтобы ощущение его живого физического присутствия навеки врезалось в мою сенсорную память. Я разрывалась между желанием заставить его бороться и позволить ему обрести покой, избавившись от аппаратов жизнеобеспечения, причинявших большие мучения, и от демона, терзавшего его два года.
Я позвонила его сестре Кэри, так много отдавшей ради того, чтобы все вышло иначе, его взрослым сыновьям Дориону, Джереми и Николасу и внуку Тонио. Всего несколько недель назад мы всей семьей отмечали День благодарения в нашем доме в Итаке. По единодушному мнению, это был лучший День благодарения в жизни. Мы все вынесли из него некий внутренний свет. Искренняя любовь и близость подарили всем нам, собравшимся, чувство подлинного единства. Теперь я держала телефонную трубку возле уха Карла, чтобы он слышал, как они прощаются с ним один за другим.
Наш друг писательница и продюсер Линда Обст примчалась из Лос-Анджелеса, чтобы быть рядом. Линда была и на том первом колдовском вечере у Норы, где мы с Карлом познакомились. Она была близка нам, как никто другой, и воочию видела наше личное и профессиональное сотрудничество. В качестве первого продюсера художественного фильма «Контакт» она тесно взаимодействовала с нами 16 лет, потребовавшихся на реализацию проекта.
Линда заметила, что неослабевающий накал нашей любви выливался в своего рода тиранию по отношению к тем из ближних, кому меньше повезло в поиске второй половинки. Однако Линда не возмущалась, наоборот, ценила наше отношение, как математик – теорему существования, доказывающую, что нечто возможно. Меня она звала мисс Блаженство. Мы с Карлом очень дорожили общением с ней, полным веселья, разговоров за полночь о науке, философии, сплетнях, поп-культуре и обо всем на свете. Теперь эта женщина, парившая бок о бок с нами, сопровождавшая меня в тот головокружительный день, когда я надела свадебное платье, снова была рядом в последний час, когда мы расставались навеки.