Миллион алых роз

Поскольку деловой разговор с хозяином дома был бесполезен, я, возомнив себя джентльменом, предложил девушке проводить её домой. Она удивлённо посмотрела на меня, но согласилась.

Я вызвал такси, усадил девушку на заднее сиденье и сел рядом с ней, разумеется, соблюдая приличную дистанцию.

– Странный вы человек, – сказала девушка, так и не дождавшись ответа на свой вопрос. – Какой-то неестественный. Точно робот.

Я опять промолчал. Неприятно, конечно, когда тебя сравнивают с кучей ржавого железа, но верх неприличия спорить с малознакомой девушкой. Как, впрочем, и с хорошей приятельницей.

Интересно другое. Почему, как только ты начинаешь вести себя по-человечески, тебя непременно начинают оскорблять, приписывать тебе Бог знает что?

Что я сделал ей плохого? Ни одного оскорбительного взгляда, ни одного нескромного намёка, ни одного неприличного жеста.

Но и доказывать, что я обычный, живой человек, глупо и оскорбительно. В первую очередь, для меня самого.

Но вот мы подъехали к нужному подъезду. Я расплатился с водителем, выскочил из машины и подбежал к «её» дверце, собираясь тактично предложить даме свою помощь. Но девушка, демонстративно не замечая моей протянутой руки, самостоятельно выбралась из машины и решительно направилась к входной двери.

Я равнодушно пожал плечами. Ничего иного я не ожидал. Как-то не складываются у меня отношения с девушками.

Вроде бы и внешность у меня представительная, и работа приличная, и зарплата достойная, и образование хорошее. И о поэтах серебряного века могу поговорить, и об импрессионистах, и об отличии кубизма от супрематизма, и много ещё о чём.

Но…

В чём дело? Почему меня девушки не любят? Хотя, в отличие от Паниковского, я далеко не старик, и ванну принимаю регулярно. Тем не менее, девушки сбегают после первого же свидания, хотя я ничем – ничем! – не обидел ни одну из них.

– Тебе надо быть понаглее, поразвязнее, – учил меня более удачливый в любовных делах приятель. – Запомни, старик, бабам не нужна твоя чрезмерная щепетильность.

– А что им нужно?

– Напор и натиск.

– Sturm und Drang, – машинально поправил я не очень грамотного Гуру. – Что переводится как Буря и Натиск.

– Какая разница? Напор или Буря? Руками надо работать, а не языком болтать. Не нужен девке профессор кислых щей.

– А кто ей нужен?

– Мужик! Пусть грязный, пусть не шибко образованный, даже совсем неграмотный. Но – мужик.

Я с сомнением посмотрел на приятеля. Слишком хорошо знал я всех его «баб» и «девок». Ни одна из них мне и даром была не нужна. Но ссориться с приятелем по столь ничтожному вопросу было просто глупо. Я согласно помотал головой и пообещал «включить мужика».

Разумеется, я не собирался менять своих привычек в угоду низкопробным «девкам». По мне: лучше ничто, чем кое-что.

Встретил я её случайно. Ту самую девушку, которая назвала меня роботом. В супермаркете. И в магазин я забрёл невзначай: встречался с руководителем одной фирмы, которая находилась рядом с этим супермаркетом, засиделся у него допоздна, вспомнил, что ничего нет на ужин, вот и заскочил купить чего-нибудь съедобного. И произошло сие знаменательное (или не знаменательное?) событие через две недели после нашего знакомства. А ведь я так и не узнал её имени! Не посчитал приличным навязываться.

Не я, она признала меня.

Стою я возле стеллажа с овощными консервами, рассматриваю их глубокомысленно: что лучше на поздний ужин – фасоль или горох? Склоняюсь к фасоли и протягиваю к банке руку.

В этот момент и раздаётся за мной насмешливый и отдалённо знакомый женский голос:

– Вот не думала, что работы питаются консервированной фасолью.

Я бы внимания не обратил на оброненную кем-то фразу, если бы не слово «робот». Это слово подобно щелчку включателя что-то перемкнуло в моей голове. Я обернулся и совсем не удивился, заметив стоявшую напротив меня давнишнюю партнёршу по медленному танцу.

– Добрый день, – приветливо поздоровался я с девушкой.

– Уж скорее добрый вечер, – насмешливо хмыкнула она. – А я, грешная, думала, что роботы питаются исключительно путём подключения к электрической розетке.

– С чего вы взяли, что данный продукт предназначается для вашего покорного слуги? – Я сделал невинные глаза. – Фасолью питается мой создатель. Я держу его дома, взаперти в железной клетке и подкармливаю всякой огородной дрянью.

– И зачем вы его держите в клетке? – В её голосе явственно прозвучали участливо-скорбные нотки (а она далеко не дура и актриса отменная). – Она очень тесная?

– Кто тесная?

– Клетка.

– Разумеется. Создатель не может в ней двинуть ни рукой, ни ногой. Чтобы не сбежал.

– А вы жестокий человек. Впрочем, что это я, – спохватилась девушка. – Вы же – робот. Разве куску ржавого железа знакомо чувство сострадания?

– Какое странное слово «сострадание», – задумчиво проговорил я, оглядывая доступные глазам участки моего тела в поисках ржавчины. – Что оно обозначает?

– То, что вы – кусок железа!

– А вы повторяетесь, мадам. – Я с сожалением покачал головой. – Придумайте что-нибудь поновее.

– Не собираюсь, – фыркнула девушка, отворачиваясь и собираясь уйти.