Миллион для гения

- Жалко, нет рядом Ангела, – подумал он, – тот сумел бы оценить по достоинству, а не обижаться где-то там, вдалеке от него. Какой-то несуразный он у него. Повезло же с Ангелом…

Зато Галя была рядом и неотступно следовала за ним. От стола к столу, от интервью к новой рецензии, и дальше, к печатному станку, откуда продолжали появляться его книги. А напечатанные Литературные журналы уже заполняли огромный стол, росли, чудовищной пачкой поднимаясь к самому потолку, и с каждой обложки смотрели фотографии Леонидова. И казалось, что эта глянцевая кипа пятитысячным тиражом не устоит на месте, рухнет, нет… поднимется в воздух и полетит, расправив свои крылья-страницы, и все эти люди внизу увидят его портрет, и не только эти. – Вот, что такое пиар! – подумал он. – Если Тепанов возьмется – обязательно СДЕЛАЕТ.

- Пойдемте к нам, господин Леонидов, – услышал он за спиной голос Тепанова. Тот стоял рядом, приглашая его за собой. Они отошли от печатного станка и вернулись к месту, где находились классики. Галя шла следом. Пушкин с удовольствием на нее смотрел, и тогда он понял, что когда-то не ошибся в выборе. У Пушкина, говорят, был хороший вкус. Она тоже смотрела на Пушкина, и не могла оторвать своего взгляда. Краснела, стояла и молчала, и Пушкин тоже молчал, лукаво подмигивая ей. Потом взял ее руку в белой перчатке и… поцеловал. Снова поцеловал, уже выше у локтя и опять заглянул ей в глаза…

– Однако, наглец! – возмутился про себя Леонидов. – Если бы он не был Пушкиным, давно получил бы по шее, – подумал он, продолжая следить за классиком, а тот все улыбался, нахально и откровенно глазея на нее.

– А может, наплевать на все регалии и звания?…

Голос Тепанова отвлек его от этих ужасных мыслей.

- Господин, Леонидов, – спокойно произнес он, – по нашему договору мы обещали дать вам премию.

- Да-да, премию, – не оставляя своих намерений глядя на Пушкина, пробормотал Леонидов.

- Уважаемый классик, наш замечательный, всеми любимый господин Толстой, готов вам дать ее от своего имени и со своим автографом.

И тут неожиданно вмешалась Галя: – А нельзя ли господину Пушкину тоже дать нам премию?

Теперь она стояла рядом с Пушкиным, и тот не выпускал ее руки. Такого Леонидов от нее не ожидал! Он удивленно взглянул на нее, потом перевел взгляд на Пушкина. Тот засмеялся и снова пронзительным взглядом на нее уставился.

- Но, по договору вам дается только одна премия, – возразил Тепанов, – потом повернулся к Пушкину и спросил: – Хотя… Ну что, брат Пушкин?

- Ничего страшного, – произнес тот, галантно глядя на Галю, – мы уступим-с, – прищурился, и глаза его засверкали дьявольским огнем. И снова впился губами в ее руку…

- Еще мгновение, – подумал Леонидов, – и он за себя не ручается… Вот, снова пялится, да как нагло!!! Съездить бы ему по этой поэтической физиономии, чтобы и честь знал? Однако, нельзя. Полагается вызывать на дуэль. А если тот выберет шпагу? Сумеет ли он с ней управляться? А пистолет?... Сумеет ли он собственными руками убить самого Пушкина, тем более во второй раз???…

И тут Пушкин произнес удивительную, потрясающую фразу, от которой у Леонидова округлились глаза: – Покажите ему наш прайс-лист, – громко сказал великий поэт. Галя опешила, и теперь как-то внимательно на него смотрела, и Леонидов тоже уставился, не понимая.

- Ну, что же вы, господин Тепанов, где наш прайс? Давайте-ка его сюда и корочки давайте-с, – засуетился классик, оторвавшись от ее руки. Теперь они совсем опешили и смотрели на Поэта, который ползал и искал что-то под столом. Потом тот достал картонную коробку и высыпал из нее содержимое. Коробка была удивительным образом похожа на ту, куда Тепанов когда-то положил его деньги. По столу рассыпались новенькие свеженапечатанные удостоверения о принадлежности к той или иной литературной премии. Внутри каждого из них уже стояли печати и автографы классиков, оставалось только вписать имя.

– А вот и этот чертов прайс! – обрадовано воскликнул Пушкин. – Вот же он, посмотрите сюда! – и он начал зачитывать цены:

- Толстой входит в стоимость договора, – начал он, – а если он не устраивает…

Толстой хотел было что-то возразить, но тот перебил его, – молчите, батюшка, молчите, не время сейчас, потом посчитаемся... Если не Толстой, а Лермонтов, извольте добавить пять тысяч рубчиков-с, если Тютчев, скинем сотенку-с,… ну, а коли Пушкин… Кладите двадцать тысяч и берите мою премию! Забирайте!!! – широко махнув своей маленькой ручкой, добавил он, – не жалко!

Леонидов вдруг спросил: – А разве премии дают, а не присуждают?

Классики переглянулись, помолчали.

- Это раньше их присуждали, а теперь дают-с, – засмеялся Тепанов.

- Вот так-то-с, – добавил Пушкин, – ну, так что, господа?… И еще мой автограф в придачу.

- А платить обыкновенными рублями? – робко спросила Галя. Тут классики дружно закивали, загудели и произнесли почти хором, – ну, конечно же, рублями, конечно! Самыми настоящими рублями третьего тысячелетия.

- Ну, так что? – снова задал свой вопрос Пушкин…