Миллион для гения

Вдалеке показался какой-то населенный пункт. Покосившаяся вывеска на дороге подсказала его название – “Дальнерусск”. Они въехали в этот городок, скорее даже поселок, и подкатили к зданию старенького клуба. Их уже встречали! Два мужичка заканчивали приколачивать длинную вывеску над входом. “Приветствуем участников кинофестиваля” – красовалось на ней. Вывеска была прибита немного криво, но смотрелась хорошо и даже нарядно. А криво, потому что на ступеньках стояла здоровенная початая бутыль самогона, к которой эти двое, по-видимому, уже успели приложиться. Настоящего деревенского самогона, который не перепутаешь ни с чем. Бело-мутная водица в высокой бутылке с закрытой пробкой. И что больше всего удивляло – самая настоящая красная ковровая дорожка, извивающаяся по ступеням. Дорожка была старенькая, захоженная до дыр, она сверкала протертыми местами. Лет 50 назад по ней, наверное, поднимался местный “генеральный секретарь” (или кто там у них был), чтобы поздравить какую-нибудь доярку с выдающимся надоем. Это была самая настоящая дорожка, которая так нужна была сейчас, со своей историей и залысинами.

Люди начали выгружаться, прыгая через борта машины, потом выстроились, и двери клуба гостеприимно раскрылись. Их встречал глава местного клуба, провожая внутрь. Фестиваль начался! Какой-то журналист, отряхнув свой фотоаппарат от дорожной пыли, начал фотографировать это шествие. Словом, все проходило очень хорошо. По-настоящему…

Немного времени для подготовки, и начался показ.

Работ было немного – два художественных фильма и несколько документальных лент. Фильм о театре, другой про художника, еще один про ученого. Зрителей в зале было немного. Два дня один за другим показывались эти картины, и все новые люди занимали места в зале. Здесь были в основном женщины. Женщины-доярки. Они сменяли друг друга в своем коровнике и приходили сюда на просмотр. И, конечно же, остальные места занимали сами участники фестиваля. Они смотрели свои работы и работы своих коллег, сами их оценивали и сами вручали призы. Здесь не было победителей. Здесь все картины заслуживали внимания и принимались с восторгом. Люди выходили на сцену, произносили речи, рассказывали, а журналист, которого они привезли, все это снимал. Особенно удивляла реакция двоих мужиков с самогоном. Они не пропустили ни одного кинофильма, по-видимому, в этой летней деревне работали только женщины, а мужчины то ли руководили, то ли просто отдыхали. Они ведь приколотили вывеску и расстелили красную дорожку, и теперь отдыхали. Бутыль стояла рядом с ними, но за целый день ни один из них к ней не прикоснулся. И только восторженными трезвыми глазами смотрели на экран.

Леонидову понравился один художественный фильм. Очень понравился. Актеры этого кино явно не зашли на съемочную площадку на пару часов между съемками в рекламе и антрепризными концертами. Актеры знали свой текст, и, по-видимому, знакомы были с ролями, которые играли. И тексты ролей им вручили не за десять минут перед съемками. И, скорее всего, они даже репетировали свои роли. Правда, среди них не было детей или внуков, внучатых племянников знаменитостей. Зато сценарий к этому фильму писал не сварщик и даже не осветитель. И грузчику такое не по силам. Кто-то, памятуя свой опыт и умение, просто в удовольствие наваял замечательную пьесу, по которой сняли этот фильм. И создавалось это кино не один день в маленькой комнатенке, экономя бюджет.

То была настоящая работа! Он давно не видел такого замечательного фильма. Он был уверен, что подобное просто не снимают сегодня, а тут такое откровение с экрана. В перерыве подошел к режиссеру. Они познакомились, разговорились.

- Когда ваш фильм выйдет в прокат? – спросил он режиссера.

- Никогда, – ответил тот.

- Но, почему? – изумился он.

- У нас его не купит ни один кинотеатр, – весело ответил режиссер, – и, помолчав, добавил, – а кто мы такие? Ну, кто мы такие? – и засмеялся.

- И что, вы никому не покажете его? Этот фильм никто не увидит?

- Почему же не увидит, – и он кивнул в сторону двух мужичков с самогоном и бригады доярок, отдыхавших от смены, – вот, смотрят же люди.

- А, другие люди, в Москве, в стране?

- Как вы не понимаете? – воскликнул режиссер. – Этот фильм по нынешним временам “неформат”. Вы знакомы с таким понятием? Это психологическая драма. Ни одна киностудия не имеет в планах подобных проектов. На них просто не выделяют денег. Практически, все сделано на свои и на деньги друзей, – добавил он и замолчал.

- А что же теперь снимают? – спросил Леонидов.

- А вы не знаете? – засмеялся режиссер, – вы с какой планеты?

- Экшен! – вырвалось у него.

- Конечно! Конечно Экшен! Блокбастер! Мыло! Тарковский сегодня работал бы оператором, а Феллини осветителем, и это в лучшем случае, и то, если бы очень повезло, если бы нашлось протеже.

- Неужели нет никакой надежды? – на прощанье спросил Леонидов.

- Есть надежда, маленькая, но все же есть, – ответил тот, и глаза его загорелись.