Коробки с книгами стояли на снегу, маленькие помощники суетились, Ангел подогнал такси, и человечки начали грузить. Как Ангел это сделал, было непонятно – такси само подъехало и двери открылись. Водитель молча вышел, открыл багажник и начал помогать. Леонидов хотел было пересчитать книги перед тем как расписаться за них.
- Пересчитай, пересчитай Леонидов, – поддержал его Ангел.
- Ну, что вы? – прочитал в его глазах такие намерения Тепанов. – Дома пересчитаете, дома. Все в порядке-с, все под ключ-с!
А Леонидову и самому хотелось уехать отсюда быстрее, он уже не мог видеть этого человека в его костюме, в этом липком темном уголке Москвы, под этой вывеской.
- До свидания, господин Леонидов, до встречи. Заходите еще.
- Заходите-с, заходите-с еще-с, – возник под ногами один из тех маленьких помощников, подмигнув ему, гнусно улыбаясь, и голос этот показался ему удивительно знакомым. Ему бы еще кудрявые рыжие волосы и бакенбарды, и котелок на голову…
Он в последний раз оглянулся на эту улицу, посмотрел на трансформаторную будку, которая мнила себя целым домом, на человечка в новом пиджачке, который мнил себя издателем, на старинное здание, бывшее некогда церковью, на притихшую толпу людей. Потом они сели в машину и уехали. Дом тот действительно был когда-то Храмом, только давно уже не было на нем крестов…
Вернувшись, они с Ангелом пересчитали книги в новеньких коробках. Там не хватало ровно тридцати штук. И тогда он словно увидел, как уважаемый поэт и издатель, владелец газет и журналов, учредитель Союза писателей третьего тысячелетия в своем темном подвале раскрывал эти коробки и украдкой своими тонкими пальцами музыканта по одной их оттуда таскал. И ему стало невероятно жалко этого человека, в имени которого чего-то не хватало…
Телефонный звонок пронзил тишину комнаты Леонидова. Звонок был неожиданным, звонить ему было некому. Он никого не ждал и уже не надеялся на чудеса, а потому равнодушно снял трубку. Петров уверенным жизнерадостным тоном поприветствовал его.
- Старик, собирайся! – громко произнес он, и голос его уверенно заполнил пространство маленького помещения.
– Завтра едем на кинофестиваль! Завтра состоится премьера моего фильма!
Он был очень рад за друга, наконец, хоть у того что-то сдвинулось с места. Голос Петрова был жизнерадостным с победными нотками, и это настроение постепенно начало передаваться ему. Это был голос человека, на котором изящно сидел черный смокинг, черная бабочка забралась под воротничок, подчеркивая ослепительную белизну его рубашки и лица, которое светилось в свете прожекторов на сцене под огромным киноэкраном. Красная ковровая дорожка осталась позади, она почтительно проводила его друга сюда, на киношный Олимп, продолжая встречать гостей кинофестиваля.
- Обязательно костюм и галстук? – спросил уныло Леонидов, – он так и не успел полюбить этот наряд, да и полюбит ли когда-то?
- Куда подъехать, в какое время?
- Старик, – последовательно отвечал на его вопросы Петров, – костюм вовсе не обязателен, здесь публика специфическая – ходят в том, что по душе. Главное, чтобы тебе было удобно, а подъезжать никуда не нужно, нас повезут на транспорте, организованно. Так что завтра сбор в таком-то месте в такой-то час. И передай приглашение Гале, – потом добавил еще, – уезжаем на два дня.
- Уезжаем? – удивился Леонидов.
- Да, уезжаем, все, остальное потом,… завтра… завтра… До встречи, старик… Пока…
Леонидов повесил трубку и снова остался в тишине своей маленькой комнаты наедине с молчащим телефоном, потухшим компьютером и горами книг под потолком. Он был очень рад этому звонку, он не мог и не хотел больше оставаться здесь, и Петров с его поездкой оказался спасением.
Они долго ехали на автобусе. Какие-то люди битком заставили его техникой, коробками, прожекторами. Оказалось, что фестиваль будет проходить не в Москве, а совсем в другом городе. И теперь они все дальше и дальше удалялись от столицы, широкие шоссе превращались в маленькие дороги, потом в дорожки, города в городки, деревья на обочине становились выше, солнце ярче, и только высокое небо над головой. Куда они ехали? Леонидову было совершенно все равно. Главное ехать. Главное, куда-нибудь подальше. А там будет видно. Галя осталась дома, сославшись на усталость. И теперь они вдвоем могли спокойно поговорить.
Петров был одет вовсе не во фрак и никакого намека на бабочку. Да и багажа у него не было, куда бы он смог спрятать свой костюм. Знакомый серый свитер и старенькие брюки. Это был Петров – просто Петров, каким он знал его всегда. Люди в автобусе, судя по их одежде, тоже не собирались на набережную Круазет. Люди как люди, самые обыкновенные. Некоторых он узнавал – то были актеры и режиссеры из какой-то старой, давно забытой жизни.
- Да, старик, сожалею, – произнес Петров. Он уже знал эту историю, произошедшую с ним, и теперь говорил свое мнение.