План простой. Когда кто-то купит в кассе 500-долларовую фишку (именно так поступали предшествующие семеро, покупали одну единственную 500-долларовую), последует сообщение на рацию Срамного. После чего Мхов, Василевский и Срамной быстро спустятся вниз, их подведут к столу и покажут этого человека. Они уже видели, как это происходит, но на мониторе, в записи. Теперь Мхов решил, что куда как интереснее посмотреть на такое чудо вживую. И если уж выдался свободный вечер, сутки на исходе и до этого времени ничего не произошло, почему бы не потратить несколько часов на ожидание.
Они сидят уже третий час, до полуночи осталось без малого два часа, а сигнала всё нет. При этом Бутик так углублён в чтение, Срамной в свои бумаги, а Мхов в бессмысленное пяление в монитор, что за всё время в кабинете не было произнесено и полдесятка слов. Тут Василевский вдруг выпрямляется на стуле, запрокидывает голову и, уставившись в потолок, восторженно выдыхает:
– Б-лин!
Смотрит поочерёдно на Мхова и Срамного, спрашивает:
– Олегыч, ты читать любишь?
– Нет, – честно отвечает Мхов.
– А ты, Арсеньич?
– Вот моё чтение, – генерал приподнимает на коленях папку.
– Ну-у, – Бутик разочарован. – А я книжки очень люблю. Мне мама в детстве вслух всегда читала. Перед сном. Лежишь так, маленький, под одеялом, на улице мороз под пятьдесят, я сам из Салехарда, а в доме-то тепло, кошка Верка на коврике мурчит, а мама читает там всякое… Типа, жил-был желторотый воробей, звали его Тузик…
– Пузик, – не подумав, перебивает Мхов.
– Чего? – Бутик на глазах мрачнеет.
– Воробья звали Пузик, – нехотя объясняет Мхов.
Бутик немедленно взрывается.
– Да не один ли хуй, как его звали, воробья того сраного?! Я тебе про что?! Бля, а ты?! Ну…
Бутик рывком придвигает к себе книгу, впивается в неё глазами. Его уши горят, губы горько кривятся.
Мхов чувствует неловкость, на пустом месте обидел человека. Срамной нейтрально помалкивает на диване.
– Паш.
Бутик оскорблённо щурится.
– Ну, Паш. Прости. Забудь, я не хотел.
Мхов через стол протягивает раскрытую ладонь.
Лицо Василевского постепенно разглаживается.
– Ладно.
Он хлопает своей ладонью о ладонь Мхова и в знак окончательного примирения возвращается к прерванной теме.
– Я ж говорю. Иной раз так классно напишут, что аж, бля…
– М-м-м? – Мхов изображает искреннюю заинтересованность.
– А вот, – Бутик тычет пальцем в раскрытую книгу, – зацени.
Сейчас… Как это будет-то?
И медленно, словно пробуя слова на ощупь, читает: «Гарленд спокойно, как будто собрался пойти погулять, снял с вешалки свой э-э-э, блин… элегантный плащ и завернул в него автомат».
С дивана слышатся звуки, сравнимые с тихим частым кашлем. Мхов сначала не понимает, а когда догадывается, то удивлённо поднимает брови; впервые за годы совместной работы он видит смеющегося Срамного. Собственно это не похоже на смех не только по звуку, но и по мимике: застывшее лицо, чуть растянутые губы, полуприкрытые неподвижные глаза, но генерал смеётся, это точно.
«Что сейчас будет», – думает Мхов. И правда, смысл реакции Срамного доходит, наконец, до Василевского. Сразу побледневший Бутик трясущимися руками захлопывает книгу, медленно встаёт, поворачивается к Срамному. Генерал, оскалившись, откладывает в сторону папку и с каким-то медицинским интересом смотрит на Пашу. (Так, наверное, прозектор глядит на любопытный материал, прежде чем приступить к разделке). Мхов, напружинившись, приподнимается из-за стола, готовый не дать случиться непоправимому. Бутик делает крадущийся шаг, Срамной, не вставая с дивана, как-то по-особому подбирается, становится вроде как меньше, нет, не меньше, а тоньше, или даже острее, короче, в тысячу раз опаснее, и тут начинает часто-часто пищать рация.
Генерал цепко хватает аппарат, скорым движением подносит к уху. Секунду слушает, вскакивает с дивана, отрывисто командует:
– Выходим.
«Слава аллаху, гейм овер», – вздыхает Мхов. Проходя мимо того места, где сидел Бутик, он бросает взгляд на обложку книги. Подчёркнуто культурное оформление, очень качественное издание. Ну да, Чейз. «В лабиринте смерти». На английском языке, а то как же. Спускаясь вслед за Срамным и Бутиком в игровой зал, Мхов думает о том, что гений обязательно в чём-то должен быть дурак.
А Паша Василевский гений, это все знают. Выпускник Итона, финансист и бухгалтер от бога, вот так-то.
Человеку, купившему 500-долларовую фишку, на вид лет тридцать. Среднего роста, блондин, одет неброско, скорее, скромно, но на шее болтается какой-то нелепый цветастый галстук. Он только что подошёл к столу с рулеткой и лениво наблюдает, как дилер сгребает фишки с проигранных полей и, покончив с этим, распределяет выигрыши. Мхов, Срамной и Василевский стоят сбоку в ожидании дальнейшего. Игроки, столпившиеся вокруг стола, начинают делать ставки на следующий круг. Блондин не трогается с места. «Ну да, – думает Мхов, – они делают ставку, когда колесо уже крутится, в последний момент».