Миллион оттенков желтого

И развернулась новая дискуссия — о тепленьком, способном и спину с поясницей прикрыть, и праздничный наряд не испортить.

— Может, белую шубку? — неуверенно предложила тетушка. — Жакет в стиле Шанель? Или болеро еще сшить?

Возражения посыпались градом:

— Ну какая белая шубка, ма шер, ты ж не невеста!

— Идочка, милая, тот кашемировый жакет не сочетается с бархатом!

— Но, Ираида, в болеро ты застудишь поясницу!

— А если пелеринку? — Тетя плавно повела руками, изображая упомянутый предмет одежды.

Марфинька вскипела:

— Тогда уж и цилиндр еще! И трость! И будешь как Пушкин в Болдино!

Мы с Иркой, сидя на диванчике, беспомощно переглянулись. Хотелось уже закончить затянувшийся спор, снять мерки, будь они неладны, и заняться чем-то поинтереснее изобретения праздничных одежд.

Да, сознаю, измельчали прекрасные дамы. Утратили беззаветную веру в сокрушительную силу нарядных платьев и понимание важной роли декольте в мировой истории.

— А вы косуху мою наденьте! — потеряв терпение, громко сказала Ирка.

— Ко… что? — слабым голосом переспросила Таисия Дмитриевна и положила руку на сердце.

— Спокойно, Тася. Молодежь имеет право слова, — сказала Марфинька, но при этом набычилась, явно готовясь к спору.

— Косуха, косуха, — вслух задумалась Федоскина, пытаясь припомнить, что это за зверь такой.

— Это куртка мотоциклиста, — объяснила ей продвинутая тетушка и неожиданно хихикнула, как девчонка. — А ты помнишь, ма шер?

Марфинька просветлела челом:

— Ах, ты об этом? — и тоже проказливо захихикала.

У нее и с байкером что-то было?! Вот же бой-бабка, всем бы такую богатую личную жизнь!

У Ирки с байкерами никогда ничего не было, и легкое сожалением об этом отчетливо проявилось в ее голосе, когда она сообщила:

— Не знаю, как у вашего мотоциклиста, а у меня косуха бледно-розовая, гладкой кожи. Должна интересно контрастировать с бархатом.

— Покажи! — Мадамы загорелись.

Ирка поднялась в светлицу и вернулась с бледно-розовой косухой, которую уважающий себя байкер точно не наденет — скорее застрелится, чтоб не позориться. Мадамы кинулись рассматривать, гладить и примерять гламурную псевдомотоциклетную куртку, а польщенная общим интересом подруга полезла в смартфон, чтобы показать, какие интересные образы она собирает с этой самой косухой.

— Вот с летним платьем в мелкий аленький цветочек, очень пасторально… Вот с черными брюками-палаццо и майкой с принтом Hello, Kitty…

— Вот с живым котом. — Я заглянула подруге через плечо.

— Тут без косухи, это фотки нашего с Волькой портрета. — Ирка торопливо пролистала несколько снимков. — Вот с шелковой юбкой-плиссе и трикотажным топом…

— Дай посмотреть. — Я дождалась, пока она закончит демонстрировать свои «луки», и вернулась к снимкам знаменитого портрета кисти не всеми пока еще признанного великого мастера современности Василия Кружкина.

Подруга отщелкала их с Волькой портрет и целиком, и во всех деталях. Рассматривая отдельные фрагменты, я открыла для себя много интересного. К примеру, в одном из блестящих шаров на елке отчетливо отражалась физиономия художника, а в другом — какой-то затейливый иероглиф.

— Это что за значок? — Я показала снимок Ирке.

Та пожала плечами и передала смартфон тетушке:

— Ваш дом — ваши значки.

— Похоже, это какая-то монограмма, трудно понять в зеркальном отражении, — рассудила Галина Андреевна.

Неожиданно она громко ахнула. Выражение ее лица моментально изменилось. Только что оживленно сверкала глазами и улыбками, и вдруг замкнулась, вновь превратившись в ту злую старуху, которая крайне холодно принимала внезапно нагрянувшую к ней Марфиньку.

— Что это значит, Ираида? — Галина Андреевна отодвинулась от тетушки и посмотрела на нее с подозрением. — Почему тут монограмма моего Федора?

— Фе-одора? — Марфинька сунулась в экран, пальчиком нарисовала в воздухе затейливую загогулину и кивнула: — Действительно! Две переплетенные буковки «эф», у Феди такие были на запонках и портсигаре.

Федоскина стрельнула в нее недобрым взглядом, как будто бывшая соперница призналась, что видела те буковки вышитыми у Феди на трусах, и встала — опять прямая как палка.

— Сядь, Галина. — Тетушка потянула ее за юбку, вернула на место, а сама поднялась. — Леночка, Ирочка, помогите мне. — Она направилась к стремянке, которая так и стояла под антресолями.

— Не вздумай туда лезть! — Я поспешила обогнать старушку на короткой дистанции к лесенке. — Я сама! Ир, придержи. Что достать-то нужно?

— Картонный ящик с новогодними украшениями, — задрав голову и устремив взгляд в пространство под потолком, ответила тетя Ида.

— Тогда лучше я, прекрасно помню тот ящик. — Ирка стянула меня со стремянки, и мы с ней поменялись местами.

Через минуту, за которую мне на голову насыпалось немало пыли и тихих нехороших слов, искомый ящик была найден, извлечен и спущен на пол. Тетушка открыла его, достала небольшую металлическую коробку и положила ее на стол перед Федоскиной. На сером фоне отчетливо чернела монограмма — искусно выгравированная на боковой стороне двойная буква «Ф».

— Что это? — спросила Галина Андреевна, не прикасаясь к коробке.