Миллион оттенков желтого

— Куда ты? Сядь и доешь! — Тетушка строго постучала вилочкой по тарелочке, и я неохотно вернулась на место. — Зачем вообще куда-то бежать? Сейчас я позвоню Марфиньке, и мы расспросим ее обо всем по телефону. Вы ешьте, ешьте. И с хлебом! — А сама она подскочила и на диво резво устремилась к телефону.

Мы с Иркой обменялись понимающими взглядами: все ясно, мисс Марпл желает активно участвовать в расследовании.

— Алло, Марфинька? Здравствуй, дорогая. Уделишь мне минуточку? Тут Леночка с Ирочкой интересуются…

Она немного помолчала, потом упавшим голосом сказала:

— Конечно, дорогая. Поговорим позже, приятного тебе суаре, — положила трубку и повернулась к нам. — Марфинька сейчас не может говорить, очень занята: она делает пучок «банан» в стиле Грейс Келли и переживает, что начес плохо держится. Собирается на суаре к Требушинским. — Тетя развела руками.

— Понятно. Сегодня снова не день Бэкхема, — вздохнула я. — Ладно, расспросим Марфиньку завтра, когда ее ум прояснится. Только, чур, не разговаривайте с ней без меня, я хочу при этом присутствовать.

— Тогда давайте завтра соберемся здесь все вместе, — легко согласилась тетушка. — Я как раз хотела испечь вишневый пирог, а его лучше есть с пылу с жару, воздушное тесто слишком быстро черствеет.

Мы с Иркой искренне и пылко поклялись, что не дадим зачерстветь воздушному тесту, и назначили общий сбор на семнадцать ноль-ноль: самое подходящее время для чая со сладким пирогом, с этим и мисс Марпл согласилась бы.

Уже к ужину, спасибо Боре с его «ласточкой», я была дома. Радость семейства по поводу моего долгожданного возвращения запредельно увеличили судочки с первым и вторым от тети Иды. Я еще не успела проголодаться и ужинать вместе с мужем и сыном не стала, в итоге поплатившись за такое нарушение режима питания ночным сном.

Вы замечали? Ближе к полуночи, когда все дела сделаны, в глубине души просыпается тот, кого я называю внутренним сусликом. Вылезает, весело посвистывая, вместо «здрасьте» сразу спрашивает, где тут вкусное. Бесцеремонно распахивает холодильник, велит: это нарежь, это намажь, это настрогай — и побольше, побольше, что ты как неродная. А, и налей еще! И кино включи, да потупее. Чтобы там стрелялки-догонялки, агенты с невыполнимыми миссиями, супергерои с рельефными торсами и полный песец человечеству в том или ином варианте.

И лопает, зараза, как не в себя, чавкает, издевательски приговаривая, что ночь темна и полна ужинов. И бестрепетно смотрит, как цивилизацию губят мор, град, метеоритный дождь, инопланетяне или зомби, можно все разом.

Наестся, напьется, икнет удовлетворенно — и опять, зараза такая, канет в глубину души до завтрашнего вечера. А тебе потом весь день работать, кормами его обеспечивать.

И, главное, перевоспитать и окультурить его решительно невозможно, потому что, пока ты читаешь умные книжки, ходишь по театрам и музеям, ведешь интеллектуальные беседы и всяко-разно духовно растешь, внутренний суслик подло спит и все такое развивающее пропускает мимо ушей. А стоит тебе умаяться до отупения — он тут как тут!

«Налей еще», — посоветовал внутренний суслик, выслушав мой прочувствованный монолог.

Мы с ним сидели вдвоем, муж и сын давно спали, а я уныло клевала с деревянной доски мелко нарезанную колбаску (чтобы поменьше съесть, потому что вредно же) и с трудом ворочала в голове не оставляющие меня тяжелые мысли.

Кто все-таки тот мужик, которого Татьяна Викторовна сочла Иркиным хахалем? Не он ли вторгся в квартиру Василия и был изгнан славным Волькой из жилища тетушки? Случайно ли такое совпадение: к Кружкину, тете Иде и Федоскиной влезли в одну и ту же ночь? Есть ли еще что-то общее между этими тремя локациями?

Я взяла ручку и лист бумаги, нарисовала очень приблизительную карту-схему, отметив на ней три точки, соответствующие квартирам художника, тети и генеральши. Получилось что-то невнятное, потому что две точки из трех практически слиплись, расположенные совсем рядом.

И что нам это дает?

Я так и сяк покрутила бумажку.

Ничего нам это не дает.

«Давай уже баиньки», — посоветовал внутренний суслик, зевнул и канул в глубину души.

Я смяла бумажку, выбросила ее в мусор и тоже пошла спать.

Глава 8

— А сегодня же мы никуда не идем? — с надеждой и тревогой спросили муж и сын за завтраком.

— Ну, если вы не хотите на выставку… — ответила я откровенно неодобрительно.

Была у меня мысль сводить их в Худмузу. Они бы там картины посмотрели, а я бы еще раз обошла залы, прикидывая, как можно вынести полотно-другое. Поставить себя на место преступника бывает полезно.

— Не-ет! — дружно простонали мои мужчины.

Ехидно хмыкнул внутренний суслик.

— Тогда сегодня можете тешить свою бескультурность, а завтра пойдем на выставку.

— В этом городе слишком много выставок, — пробормотал муж. — Одно слово — культурная столица России.

— Это три слова, — не удержавшись, поправила я.

— А есть бескультурная? Где, не подскажете? — оживился сын.

— А ты с какой целью интересуешься? — напряглась я.

Продолжить разговор не получилось: помешал звонок моего телефона.