Миллион за булаву

А я, схватив сумку, выскочила в коридор и успела крикнуть в широкую редакторскую спину, что на депутатов, так и быть, согласна, и на выставку тоже, если, конечно, редакции необходимы с нее целых два материала, но ни на какую ночную презентацию не пойду, пусть он объявляет хоть десять выговоров и пусть даже увольняет. Приподнятые поролоновыми подкладками плечи стильного пиджака чуть дернулись, и хотя ответа не последовало, я поняла, что злачные увеселения отменяются.

Внизу я быстренько оглядела припаркованные к Дому печати легковушки, надеясь обнаружить в редакционной черной «Волге» Антона Петровича. С ним всегда можно было договориться, но за рулем важно развалился пухлый и вредный Санечка, у которого никогда не было бензина для рядовых сотрудников. Я свернула к трамвайной остановке, на бегу успев злорадно отметить, что Санечка со своей заметно потрепанной «Волной» сильно теряет от соседства с новеньким красным «Мерседесом».

После нудного депутатского толковища, о котором писать было совершенно нечего, потому что ничего, естественно, на нем не решилось, я, тем не менее, прямо в облсовете набросала отчет, устроившись в крохотном кабинетике помощника председателя этой самой постоянной комиссии, который ко мне почему-то благоволил. Потом, памятуя о предстоящих в случае неповиновения грозных репрессиях, двинулась на сельскохозяйственную выставку, быстренько проскочила вдоль длинного ряда агрегатов, надо сказать, устрашающего вида и залегших, словно в засаде, и помчалась навстречу новым неприятностям.

Очередная имела даже имя – Карина – и все к нему прилагающееся: руки, ноги, голову и чрезвычайно острый язычок. Карина была тренером детской спортивной школы, и в ее группу по художественной гимнастике вот уже третий ход ходила моя Марусенька. Раньше я ее отвозила и привозила, но с этой зимы решила только встречать. Все-таки уже десять лет, пора привыкать к самостоятельности, тем более что трамвайная остановка была напротив спортзала, а другая в пяти минутах ходьбы от дома.

Трижды в неделю наши с дочкой утренние хлопоты разнообразились нытьем по поводу того, что надоела Маруське эта гимнастика, что Карина злая и противная, что она лягается, как лошадь, если не так поставишь бедро, и вообще, чуть что – ругается и обзывается «мясокомбинатом», и что надо быть совершенно бессердечной матерью, чтобы позволить посторонней, грубой и невоспитанной женщине издеваться над единственным ребенком. «А если она мне на растяжке связки порвет?» – трагически округлив глаза, вопрошала Маруся, зорко наблюдая за моей реакцией. И стоило чуть-чуть, в самой глубине души, дрогнуть, как она моментально развивала наступление. В конце концов, я соглашалась, что уж один-то разик пропустить тренировку можно, но вот послезавтра… «Обязательно, мамочка, как можно два раза подряд! Разве я не понимаю?» – радостно прыгала на меня Маруся и слюнявила щеки горячими благодарными поцелуями. Послезавтра все ее претензии к Карине повторялись с небольшими вариациями…

Но сегодня мы никак не могли пропустить занятия. Маруся это понимала и утром даже не заикнулась на любимую тему. Сегодня Карина проводила генеральную репетицию завтрашних соревнований, ответственного показательного мероприятия, к которым она относилась очень серьезно. Бедные девочки за месяц начинали ощущать важность события, и по мере приближения заветного дня тренировки становились все жестче, а гонения на нерадивых – все суровее. Родителям тоже доставалось. Кроме жалоб на дочерей, Карина одаривала нас подробными инструкциями о том, что должно быть надето на девочках, что обуто (каждый раз непременно новые, ненадеванные белые тряпичные тапочки), какие из предметов должны быть выстираны, какие отполированы (чтобы булавы блестели!), и сколько денег надо собрать «на организацию», то есть на цветы, минералку и пирожные на стол судейской коллегии, на призы для победителей и на всякие пустячки для утешения неудачниц.

Слава Богу, у меня все было готово. Я даже успела украсить симпатичный «торжественный» купальник круглым кружевным воротничком и манжетами почти по Гумилеву. Но если за внешний вид душа моя была спокойна, то за проставленные Маруське баллы – отнюдь. Я предчувствовала, что так просто Карина нас сегодня не отпустит и придется выслушать, что «ваша девочка, уважаемая Вера Николаевна, очень способная, но еще больше – ленивая», что она не элегантная и не умеет показать кураж, что напрасно я не воспитываю в дочери силу воли и волю к победе, что, наверное, у меня на первом месте собственные интересы, а не забота о будущем Маруси, которой останется только болтаться по подворотням, если она, Карина, ее выгонит. А именно это и произойдет, если мы с дочкой не возьмемся за ум!