— А там… откуда пришел сигнал… они были в расчетное время? Не знаю… что ж я, растяпа, не спросила лейтенанта Петерсена! Может, позвонить ему завтра и спросить?
— Думаю, он на тебя не рассердится.
— Значит, позвоню. Питер говорил, что это его последняя должность на флоте и, вернувшись, он будет свободен. Мы могли бы в июне или июле устроить себе отпуск и уехать. Здесь так мерзко зимой… целыми днями только дождь и ветер.
Мойра закурила.
— А куда бы вы поехали?
— Туда, где тепло. Может, в Квинсленд. Знаешь, очень неудобно без машины, нам придется с Дженнифер трястись на поезде.
Мойра выпустила дым.
— Не думаю, чтобы в Квинсленде было очень хорошо.
— Из-за этой болезни? Она еще далеко.
— Она уже дошла до Мэриборо, — сказала девушка. — Это чуть севернее Брисбена.
— Но ведь есть много теплых мест, куда можно отправиться, не проезжая там, верно?
— Пожалуй. Хотя это движется на юг довольно равномерно. Мэри повернулась к ней.
— Скажи, ты веришь, что это дойдет сюда? — Верю.
— И все мы умрем от этого? Так, как говорят ученые?
— Пожалуй.
Мэри снова отвернулась и из разбросанных на диване бумаг вытащила каталог садовых цветов.
— Я была сегодня у Вильсона и купила сто нарциссов. Луковками. «Король Альфред»… так их называют. Вот эти. — Она показала Мойре снимок из каталога. — Посажу их в том углу под стеной… откуда Питер убрал дерево. Тихое местечко. Но если все мы умрем, то это глупо.
— Не больше, чем то, что я начала учить стенографию и машинопись, — заметила Мойра. — Думаю, все мы слегка не в себе. Когда взойдут нарциссы?
— В конце сентября должны зацвести, — сказала Мэри. — Конечно, сначала они будут не очень хорошими, но в будущем году разрастутся, а через два года это будет просто чудо. Ты же знаешь, они размножаются.
— Ну, по-моему, ты сделаешь правильно, если их посадишь. Когда увидишь их цветущими, тебе так или иначе будет приятно.
Мэри с благодарностью посмотрела на Мойру.
— И я так думаю. Я бы не вынесла… ну, просто не смогла бы махнуть на все рукой и ничего не делать. Уж лучше умереть сразу, чтобы все было позади.
Мойра согласилась.
— Если они правы в своих прогнозах, никто из нас не успеет сделать того, что планировал. Но мы же можем двигать свою работу вперед, пока еще можно.
Они все сидели на коврике перед камином, Мэри шевелила кочергой пылающие поленья. Наконец она сказала:
— Я забыла спросить, не хочешь ли ты виски или коньяка. В буфете есть бутылка, и содовая, кажется, тоже есть.
Девушка покачала головой.
— Это не для меня. У меня есть все для счастья.
— В самом деле?
— В самом деле.
— Вступила на дорогу добродетели или чего-то другого?
— Скорее, чего-то другого, — сказала Мойра. — Я перестала пить дома и сейчас пью только на больших приемах или в мужском обществе. Но, в сущности, даже это мне надоело.
— Потому что тебя больше не интересуют мужчины, правда, котик? Больше нет? Только Дуайт Тауэрс?
— Да, — ответила девушка. — Только Дуайт Тауэрс.
— Ты не думаешь выходить замуж? Девушка вглядывалась в огонь.
— Я бы хотела, — спокойно сказала она. — Хотела бы иметь все то, что имеешь ты. Но это невозможно.
— Ты не можешь выйти за Дуайта?
— Нет.
— Ты же наверняка ему нравишься.
— Да, — сказала Мойра. — И даже очень.
— Значит, он бы на тебе женился.
Девушка покачала головой.
— Он никогда этого не сделает. Понимаешь, он уже женат. В Америке у него жена и двое детей. Мэри удивленно уставилась на нее.
— Дорогая, это невозможно. Все они мертвы.
— Он считает по-другому, — утомленно объяснила Мойра. — Думает, что в сентябре вернется к ним в свой родной город Мистик. — Она помолчала. — Все мы немного сходим с ума, каждый по-своему. Он — вот так.
— Ты хочешь сказать, он действительно думает, что его жена еще жива?
— Не знаю. Впрочем, скорее, нет, не думает. Он знает, что умрет в сентябре, и думает, что после смерти встретится с ними дома… С Шарон, Дуайтом-младшим и Элен. Даже покупает для них подарки.
— Но если он так думает, то зачем целовал тебя? — недоумевала Мэри.
— Потому что я обещала ему помощь в поисках этих подарков. Мэри вскочила на ноги.
— Я хочу выпить, — решительно сказала она. — Да и тебе это пойдет на пользу.
Она принесла коньяк и, когда они сели с рюмками в руках, сказала:
— Это должно быть странно — ревность к умершей женщине. Глядя на огонь, Мойра выпила глоток коньяка.
— Я не ревную к ней, — сказала она наконец. — Пожалуй, нет. Ее зовут Шарон, как в Библии. Я бы хотела с нею познакомиться. Наверное, это чудесная женщина. Понимаешь, он такой практичный…
— И ты не хочешь выйти за него замуж? Девушка долго молчала.
— Не знаю, — решилась она наконец. — Не знаю, хочу ли. Если бы не все это… я делала бы все, чтобы увести его у нее. Думаю, что никогда и ни с кем другим я не буду счастлива. Да и времени осталось слишком мало.
— Еще три-четыре месяца, — сказала Мэри. — Я как-то видела мотто, знаешь, такую табличку, которую вешают на стену, чтобы поднимала настроение. Там было: «Не расстраивайся… это может вовсе не наступить».