Миллионер

Очевидно, в моем роду были ясновидцы. Если убрать все словесные изящества, похожие на декадентские виньетки, то смысл предложения высшего государственного чина сводилось именно к тесному сотрудничеству.

- А с кем буду работать, - задаю вопрос, - конкретно?

- С Маей Михайловной, - по-ленински щурится. - Она возглавить дилеровский, назовем это так, центр при правительстве. Обещаю всяческую поддержку.

- Извините, - ляпаю, - а зачем это мне нужно?

- То есть?

- Дилеровский, понимаешь, центр?

- Нужно, Слава, нужно, - с нажимом проговаривает высшее государственное лицо. - Вы же не хотите все время падать с полок поездов Сочи-Москва?

- Не хочу.

- Тогда какие проблемы?

Мы смотрим друга на друга, как представители двух разных миропорядков. Потом я медленно выговариваю:

- Вы, Борис Владимирович, тоже можете упасть с полки поезда Сочи-Москва.

- Я летаю самолетами, - парирует.

- Все мы в поезде, - настаиваю. - Я был вашим должником, но долг возвращен, - отмахиваю в сторону автостоянки. - Мы квиты, Борис Владимирович.

Высший государственный чин хлопает себя по колену, весело говорит, что он в который раз убеждается, что людям надо делать добро.

- Но, - поднимает указательный палец, - мои парни всегда, как говорится, зачищают территорию...

- Не хотите ли сказать: я принес бомбу?

- Дело не в ней, а в том, что кто-то пытается помешать нам работать вместе. Не конкуренты ли какие?

- Конкуренты? - и выражаю недоумение: разыгран спектакль с далеко идущими планами? - Больно сложная постановка, - не верю.

- Слава, - доверительно наклоняется. - Вы не представляете, какие бывают постановки. Глобальные! - Снова поднимает указательный палец. Иногда приходится жертвовать и людьми, и территориями, и домами, и кораблями и проч. Зачем? Чтобы победить в большом.

- Вы о чем? - не понимаю.

- О великой науке побеждать, - заразительно смеется, как великий вождь маленького роста В.И. Ленин во время кремлевской киносъемки в 1918 году. Уверен, мы договоримся. Подумайте, - по-демократически жмет руку. - Маечка, на пару слов, - начинает движение к уходу. - Это по другим нашим делам, считает нужным меня поставить в известность.

- Пожалуйста, - передергиваю плечами, оставаясь сидеть в одиночестве, но гордом.

Впрочем, меня окружали могилы. Они были ухожены и с гранитными надгробиями. Выбитые цифры на камнях утверждали, что почившие в бозе проживали ещё в прошлом веке.

Наверное, ничего принципиально не изменилось: они тоже любили, страдали, совокуплялись, размышляли, мечтали, страшились смерти и так далее.

Спрашивается, зачем тогда эта вся наша проклятущая кровавая маета? Уверен, Илюша Шепотинник куда счастливее нас, считающих, что мы живем во имя какого-то высшего смысла.

Ничего подобного, господа! Пустая м`ука! Маета. Прах и тлен!

- Что такой задумчивый, - возвращается Мая, - как верблюд? - Она наполнена силой и жизненной энергией, и это почему-то мне неприятно.

- Откуда знаешь Крутоверцера? - начинаю наступление.

- Какая разница, - бьет меня по руке. - Противный какой. А ведь будешь, как сыр в масле.

- Бесплатного сыра не бывает, - огрызаюсь.

- Прекрати. Все хорошо: бомбу уже обезвредили, твои раны заживут, и начнем работу.

- Я дал согласие?

- Слава, - укоризненно смотрит, как кукла, которую не хотят покупать. - Если есть самая крышастая "крыша", то она к нашим услугам. Пользуйся.

- За тридцать три процента, - горько усмехаюсь.

- Почему? Сорок девять.

- А пятьдесят один кому? Им, - мотаю головой в сторону кладбищенских ворот, где рассасывается опухоль скорбной толпы. - Им? Что? Делится надо, как завещал товарищ Лифчик?

- Да!

- А вот не понимаю, - продолжаю вредничать, - зачем им наши миллионы? Мало нефти, газа, золотых и алмазных приисков, леса...

- Дело в принципе, - получаю ответ. - В государстве все должно находиться под контролем.

- Государство берет меня под контроль?

- Ну и что? - всплескивает руками. - Тебе, какая разница? Радуйся, что ты кому-то нужен.

- А как можно взять под контроль сумасшедшего?

- ?!

- Я говорю об Илье.

- А что он? - Передергивает плечиками. - Ему тем более все равно.

- Ты мне не нравишься, - признаюсь, - своим практицизмом.

- А как женщина, - кокетничает, - нравлюсь?

Я нервничаю и напоминаю, что у неё горе, а она ведет себя вызывающе странно.

- Жизнь продолжается, - берет за руку. - Поехали.

- Куда?

- К нашему этому... феномену.

Я не знал, что делать: то ли смеяться, то ли плакать? Разительные перемены с той, которая казалась самим совершенством. Черт знает, что происходит! Остается смеяться сквозь слезы и прощаться с иллюзиями.

- Прости, - говорю. - Во-первых, вообще не знаю, где он, а во-вторых, эксплуатировать его ради наживы...

- Кто бы говорил, - фыркает. - Сам его в хвост и гриву...

- Это была игра.

- Играй дальше, - топает ногой. - Кто мешает?

- Да, вы все, - отвечаю в сердцах, и развиваю мысль о том, что, когда у кого-то получается фарт, то сразу появляются ядовитые мухи, готовые искусать до крови везуна.