Миллионер

- Что? Я - муха? - искренне оскорбляется Мая. - А ты!.. Ты навозная куча! Ты - ничто! Ты - пустое место! - И неожиданно заливается слезами. Ты... ты... Я хочу, как лучше... а ты...

Самое страшное для меня - женские слезы. С гневными стервами одно удовольствие говорить. Они орут - и тебе приятно, они визжат, а тебе ещё приятнее, они брызжут слюной, а тебе все в легкий кайф, они...

Короче, со скандалистками можно просто сладить: или дать хорошего пинка, или поставить в позу № 1267 по Каме-Сутре и... и понятно, что сделать.

А вот как быть с плачущей наядой? Черт его знает! То ли утешать, то ли слез не замечать, то ли делать вид, что глубоко раскаиваешься, что ты вот такой сякой?

- Я правду говорю, - вздыхаю. - Где искать аутиста даже не знаю. Телефон Васьк`а не отвечает?

- Они тебя бросили? - всхлипывает. - П-п-почему?

Я не соглашаюсь, что значит бросили? Обстановка-то, какая: трупы валятся со всех сторон, ментовка звереет вовсю: факты, как говорится, на лице, бомбы в сумках, и прочее.

А господин Сухой поступает правильно, уйдя в подполье: надо переждать кризисный этап и не рисковать бесценным аутистом.

Мои разумные речи действовали на Маю, как наркотический "винт" на хумарика, то бишь любителя улетать за грамм дряни в волшебные кислотные антимиры. Девушка пошмыгала носиком и успокоилась, доверчиво вопросив:

- Ты поищешь их?

- Конечно, - обнял за плечи. - Куда я без них?

- Нужна помощь?

- В каком смысле?

Получив ответ, задумался: собственно, с кем имею дело: то ли с простушкой-пастушкой, то ли с плутоватой продувной Мата Хари. Что ей от меня надо на самом деле? Не был ли мой последний сон, повторю, вещим? Почему идет такая активная обработка моей скромной персоны? Цель - аутист? А что после?

- Ты меня пугаешь, - признался я. - Зачем нам ещё какой-то "охотник на людей"?

- Мне его рекомендовали, - мило улыбнулась. - Он профессионал.

- И что?

- Мы должны найти первыми, - строго объяснила. - Ты ведь не хочешь, чтобы нас опередили?

Я только развел руками от таких умненьких-разумненьких речей. Черт возьми, такое впечатление, что нашу тушинскую троицу обложили со всех сторон. Что происходит?

Владея дьявольским миллионом, (будем считать, что владею) я не только не обрел долгожданной свободы, а вязну все больше и больше в опасной для жизни интрижке, как в чане с растопленной смолой.

Да, делать нечего - надо музицировать по чужим нотам пока общая картинка не прояснится до чистоты слезы ребенка. Как там, у великого Федора Михайловича о слезе младенца: если в фундаменте здания всеобщего мирового счастье заложена хоть одна слезинка ребенка, то такое здание человечеству не нужно. М-да! Слезы мы уже имели - вопрос: не крокодиловы ли?

Я внимательно смотрю на Маю - проникнуть бы в её мысли, скрытые за слегка напудренным лобиком? Каким образом? Напоить водочкой и затащить в койку? Может, во время феерического оргазма она признается во всех грехах.

Фи-фи, Слава, сидишь на старом могильнике и о чем мечтаешь, негодник? А что делать?

- Может, помянем Исаака Исааковича? - осторожно предлагаю.

Рабоче-крестьянское предложение не проходит - Мае нужно торопиться на семейные поминки. Не приглашает туда по причинам понятным, однако выражает надежду, что и у нас скоро появится более веселый повод поднять рюмки.

И мы бредем на выход из мира теней в мир реальных проблем. Я ощущаю некий дискомфорт, хотя душой закален, а тут некий в ней неприятный осадок, точно сода в стакане теплой воды для полоскания поврежденных десен. Пытаясь перебороть дурное настроение, вновь опускаюсь на корточки и заглядываю под днище спортивного лимузина.

- Бомба, - шучу.

- Не смешно, - открывает дверцу. - Тебе куда? - щурится от солнца, и оттого кажется постаревшей.

Я смотрю на неё снизу вверх и вижу, что тлен уже лежит на её молодом и прекрасном лице. Тлен разложения?

Потом отвечаю на её вопрос: подземка рядом, пройдусь, подумаю, главное, было бы над чем? И думать нечего, произносит ультимативным тоном, садясь в машину, и советует все-таки позвонить "охотнику на людей", то бишь мenhantеr, если выражаться языком великого Шекспира.

- Все уже оплачено, милый, - посылает воздушный поцелуй.

И, хлопнув сизым облачком в мое несчастное лицо, "пежо" пропадает в механическом потоке, а я, переведя дух от СО, начинаю костерить все на свете, и себя, любимого, и любимых друзей, и любимую власть, и любимую девушку. И её, сучку, больше всех. Красивая представительная шлюха, решившая, что сделала тушинского простака: "Все уже оплачено, милый". Куда там? Fuck, моя радость и моя печаль! Не родилась ещё такая, чтобы приобрести за гроши несколько килограммов моих потрохов и несколько граммов моей души...

Спокойно, Слава, сдерживаюсь, что тебя, истерика, больше всего гневит? Вовсе не то, что тебя могут купить, как пачку вредных сигарет в металлической палатке.

Ложь? Вот в чем дело - её ложь, Маи, хи-хи, Михайловны. Я чувствую её ложь, как смертельно больной - свою лилово-онкологическую опухоль.