Миллионер без гроша и серая Мышка

Сок был дерьмовеньким на мой взгляд. Компот из сахара, воды и уксусной кислоты. Но на приличный фреш из какого-нибудь фермерского супермаркета у меня не было денег. Соковыжималки у девчонок тоже не оказалось, поэтому надавить из апельсинов не получится. Но Нике зашел и коробочный компот.

Я отнес стакан на кухню и сразу вымыл, как завещала Маша. Когда вернулся в комнату, Ника лежала под одеялом тихо, как мышка. Мышка, как мышка. Я улыбнулся и присел с ней рядом.

– Ты не обязан со мной нянчиться, – сразу сообщила она.

– Знаю, но я чувствую вину и просто обязан помочь. Даже против твоей воли, которая граничит сейчас с безумием.

Ника шумно втянула сопли, попыталась сесть в кровати, но не смогла и тихонько простонала.

– Вину? За что? – спросила она.

– Я вчера сто раз собирался вызвать такси.

– Но я не разрешала.

– Как выяснилось, ты не самая здравомыслящая персона в этом районе, – попенял я ей ласково. – Я купил парацетамол. Может выпьешь и поспишь?

Ника упрямо повторила:

– Не пью таблетки. Я вообще никогда не болею. Завтра встану и буду здоровая. Это все какое-то недоразумение.

– Твоя куртка в плюс пять – это недоразумение, – не смог промолчать я.

– Отвали от моей куртки, Война. И от меня.

– Не мечтай. У меня неконтролируемая потребность отвечать добром на добро.

– Какое зло мы добротой творим, – пробормотала Ника.

Я не сдержался и продолжил:

– С меня и собственной тоски довольно, а ты участьем делаешь мне больно… Бла-бла-бла. Не продолжай, я все равно забил на такси сегодня. Буду с тобой сидеть, уговаривать попить, поспать и принять проклятый парацетамол. Ты была слишком милой, чтобы позволить так нелепо сдохнуть от кретинизма.

– Сам кретин, – еще более вяло откликнулась Ника, но все равно подметила: – Бомж, который знает Шекспира. Теперь я видела все. Можно и помереть.

– Только попробуй!

– Сок еще неси, таблетки пить не буду.

– На том спасибо.

Ворча под нос, я сходил еще за соком, напоил Нику и предложил ей поесть. Она отказалась. Остатки моего скрэмбла так и лежали на сковородке. Я доел их, налил в кастрюлю воды, поставил на плиту и бросил туда курицу. Бульон не повредит, когда Ника пойдет на поправку. Я очень надеялся, что она права, и ее болезнь действительно недоразумение, которое исчезнет завра.

Вернувшись в комнату, я нашел Нику, закутанную в одеяло, но все равно дрожащую. Она вроде бы задремала. Я коснулся лба. Он все еще горел. Мне не нравилось, что озноб не проходит. Я сам болел редко и толком не понимал, что происходит.

Когда я только начал жить в США, все знакомые хором твердили, что здесь нельзя болеть, потому что к врачу тупо не попадешь, а если и прорвешься, то заплатишь за прием кучу денег. Даже состоятельные люди предпочитали летать в Россию, чтобы обследоваться и делать чек-ап всего организма. У меня, конечно, очень скоро появилась хорошая штатовская страховка, но и она покрывала не все случаи и не в полном объёме.

Простуда у меня случалась несколько раз за последние десять лет и действительно проходила сама после пары дней покоя, а иногда и на ногах. Ибо мои клиенты люди очень настойчивые и не в восторге от отмены встреч, которые они ждали пару месяцев.

Вроде бы не стоило переживать за Нику, но меня беспокоил ее отказ от таблеток. Слишком категорично. Я не помнил, чтобы у меня была такая высокая температура. Разве что в школьные годы я однажды пришел домой с высокой, почти не чувствуя ног. Мама всегда давала мне жаропонижающее, не позволяя градуснику шкалить.

Мама…

У меня зачесалась рука позвонить ей, чтобы посоветоваться. Я сообщил ей, что буду вне связи месяц, и она не должна была волноваться. Но обстоятельства вынуждали набрать маму сейчас. Вряд ли это будет нарушением правил пари. Я не стану просить денег или говорить о споре, просто попрошу консультацию.

От одной мысли, что я могу связаться с мамой, стало легче. Мне, но не Нике. Сварив бульон, я отделил мясо от костей и порезал мелко в суп. Два крутых яйца, немного зелени – и мой ужин готов. Прежде чем поесть, я зашел к Нике.

Она снова тряслась под одеялом. То ли спала, то ли просто молча мучилась. Включив градусник, я аккуратно сунул его под рубашку Ники, приподнял ее руку и прижал.

– Что ты делаешь? – пробормотала она, едва ворочая языком.

– Соблазняю тебя, конечно. Если не согласишься по-хорошему, придется насиловать. Всегда любил потных, сопливых девиц. С трудом сдерживаюсь.

– Извращенец.

– Не спорю. Наверное, ты глубоко в душе сама мечтаешь, чтобы я на тебя накинулся.

– Мечтаю, – эхом повторила Ника.

Градусник противно запищал частыми краткими сигналами.

– Чего там?

– Все плохо. Тридцать восемь и восемь.

– Ммм…

Ника облизала сухие губы.

– Пить хочешь? – догадался я. – Сок?

– Лучше воды. И мне нужно…

Она стала выбираться из кровати. Я поспешил помочь, но Ника не позволила.

– Хватит, Дим. Я дойду до туалета сама.

– Точно? – спросил я, как дурак, зная, что меня точно пошлют.

Ника не потрудилась ответить, а пошлепала медленно через комнату. Я позволил ей дойти до туалета, конечно, но через секунду сам стоял у двери. Мало ли что.

Ника вышла и увидела меня.