Миллионерша поневоле

Ольга устраивалась долго. Сдуру надела на себя нелепую байковую пижаму, будто бы она могла спасти положение. Лапин едва удержался от возмущенного фырканья, но благоразумно сдержался. Пускай надевает, коли приспичило. Он как-нибудь справится с собой. И совсем не станет думать о том, как вольно и неприкаянно гуляет под байковой коротенькой курточкой ее грудь, что ее непременно хочется…

– Валера, – позвала его Ольга, отвлекая, после того, как нарядилась в пижаму и устроилась на кровати, высоко подбив подушку себе под спину. – А что-нибудь пропало из номера убитого?

– Хороший вопрос, Олька! – Он просто с места сорвался, услышав его. Навис над ней и еле-еле удержался от того, чтобы чмокнуть ее в кончик ее великолепного точеного носа. – Очень, очень хороший вопрос! Пропало содержимое кейса и деньги.

– Что было в кейсе, ты, конечно же, не знаешь. Но если он сюда ехал на встречу со мной (о которой я, кстати, ничего не знала и не слышала), то следует предположить, что там были какие-то документы. Там мог находиться страховой полис на мое имя. В его доме после его смерти полис был найден? Нет, по всей видимости. Тогда убийца – предположительно. невысокая толстая женщина – взял его оттуда, не побрезговав попутно и деньгами. Влад с женой, если упустивший бумаги киллер был от них, остались с носом. Главным их козырем в моем, как ты изволил выразиться, облапошивании был как раз этот самый полис. Они бы шантажировали меня, вытягивали нервы, пока я не отдала бы им деньги или щедро не поделилась полученным. А тут остались с носом. Так?

– Ты просто умница, Оль! – От того, как именно она это говорила, по спине у Лапина поползли мурашки, а в глазах сделалось темно. – Не будь я так увлечен тобой, тут же надел бы на тебя наручники!

– Так надень, что это изменит?! Я не была в гостинице, Валера! Тебе придется с этим смириться. – Она скользнула по его потрясенному лицу догадливым взглядом и хмуро изрекла: – Это не я.

– Кто же это мог быть? Никаких предположений на этот счет не имеется, Оля?..

Лапин резко сел и невольно обхватил голову руками. От собственного молниеносного прозрения ему сделалось так мерзко, так противно, что впору было прыгать с подоконника вниз. Была бы надежда, что черная дыра окна сможет поглотить его и выплюнуть затем за тысячу миль отсюда просветленным и очищенным, он бы запросто смог это сделать. Но все дело было в том, что надежды не было.

Она знала! Он не ошибся на ее счет, она знала о преступлении с самого начала или, что еще страшнее, была его соучастницей!

Весь собственный профессионализм и беспристрастность он швырнул на давно пошатнувшийся алтарь надуманных чувств. Сумел заглушить в себе все: силу ума, трезвый взгляд на вещи, что там еще имелось у него прежде… Здоровый цинизм, во! Тот самый здоровый цинизм, который в той или иной мере был присущ любому, кто разгребает преступное дерьмо, как любила говаривать Танюша.

Он попался! Он попался, как самый последний дурак! Это расплата! Расплата за все его грехи! За то, что он когда-то вытворял с женщинами. Это месть провидения. Или Ольгина месть. Как она улыбнулась тогда, уткнувшись ему в плечо, тонко и умно улыбнулась, сказав, что женщины умнее и капризнее… Стало быть, он – ее каприз, прихоть?

Почему не переспать с бывшим мужем, догадавшись, что он хочет использовать тебя. Переспать, а потом убить, к примеру?..

Почему не переспать с сыщиком, который вплотную занимается твоим делом и хочет поймать тебя за руку, а что еще хуже – хочет лишить тебя огромных денег?

– Зачем ты повезла меня в дом своей подруги? – изрек он мрачно, не глядя на Ольгу.

– Чтобы найти ее, – ответ был твердым и совсем не тем, который он ожидал услышать. – И еще спросить ее кое о чем.

– О чем? – сделав над собой усилие, Валера повернул к Ольге лицо и с болезненной гримасой поинтересовался: – О том, куда она спрятала полис, так?

И вот тут она взорвалась. Вскочила на колени, покачнулась на матрасе, чудом просто не стукнувшись с Валерой лбами, и трижды ударила его. Ударила с таким остервенением, с такой ненавистью, что Лапин опешил и даже не попытался увернуться. Только успел спросить с изумлением:

– Ты чего дерешься?!

– Ты знаешь, кто ты? – зашипела она ему в лицо, сделавшись на удивление похожей на всех прежних его женщин.

Сейчас, по прежнему сценарию, должны были последовать оскорбления, потом предложение пойти отсюда на… и далее – слезы в подушку в одиночестве. Но случай теперь был не тот, чтобы можно было отождествлять Ольгу с другими его женщинами. Тех, других, он не подозревал в страшных преступлениях и к тем, другим, не испытывал того, что испытывает к ней. Да и больно ему так никогда не было, как в эту самую минуту. Он только сейчас узнал, как может болеть и обливаться кровью сердце, которого прежде почти не замечал.

– Я козел, – мрачно изрек он, отшатнувшись от нее и больно ударяясь головой о стену. Поморщился, потрогал горевшие от ее пощечин щеки и еще раз повторил: – Я козел, я знаю. А что делать?! Что мне делать, если все сходится на тебе?! И ты опять так говоришь…

– Как будто все знала заранее?