Миллионерша поневоле

Она отчаянно трусила. Ее пугала как сама встреча, так и новости, которыми ее могли там попотчевать. Не поднимало настроения и то, что вернувшийся от большого начальства Евгений Евгеньевич сделался вдруг на удивление озабоченным и, кажется, даже с опаской несколько раз посмотрел в ее сторону.

Чего ему, спрашивается, ее опасаться? Неужели Владик постарался? Этого еще не хватало! Еще не хватало ей рекламы подобного рода! Он ведь мог!.. Запросто мог вызвать к себе на ковер ее непосредственного начальничка и без обиняков потребовать от Жеки полного уважения к ее персоне. Если вчера днем тот все нос от нее воротил, а потом разразился пафосной тирадой на тему «да воздастся всем по их заслугам…», то сегодня все было по-другому. Сегодня Евгений Евгеньевич вел себя с ней настороженно, что ли…

Ну, да бог с ними со всеми. Ей сейчас не до того. Ей сейчас предстоит вести серьезный разговор с суровыми парнями, на которых она и надежды большие возлагала и побаивалась одновременно.

Объяснение в дежурной части прошло быстро и без задержки. Ее даже вызвались проводить до кабинета. Довели до добротной дубовой двери, выкрашенной под ольху, и, стукнув за нее трижды, оставили одну.

– Входите! – рявкнул кто-то грубо и неприветливо.

Ольга робко приоткрыла дверь сначала на десять сантиметров, потом чуть пошире и, протиснувшись в образовавшуюся щель, оказалась в кабинете.

Два окна без штор. Три стола. Четыре стула. Один посреди комнаты для нее, стало быть. Прямо напротив двери за одним из столов пожилой мужчина в свитере и джинсах пристально наблюдает за ней. У стены слева кто-то копошится, глубоко нырнув под стол. Ей не туда. Ей вот к этому мужчине, что смотрит на нее внимательно.

– Здрассти, – пробормотала Оля; сначала хотела произнести свое обычное «добрый день», потом передумала – не может он быть добрым, этот день, совсем не может. – Я Шустикова… Ольга Шустикова, мы вчера…

– Ага, добрый день, Ольга, проходите, – выдал скороговорку мужчина в свитере и джинсах. – Мы вас заждались. Присаживайтесь.

Тут он встал и переставил стул с середины комнаты за стол напротив себя.

Ольга прошла и села на самый краешек, оказавшись спиной к тому, кто все еще продолжал сидеть под столом. Что, интересно, можно так долго там искать? Хотя вполне мог шнурки завязывать. А что, чем не занятие?..

– Так, давайте начнем с протокольной части, – устало вздохнул мужчина и заученным жестом потер переносицу. – Меня Федор Иванович зовут, мне поручено вести это дело. Итак… Фамилия, имя, отчество, год рождения, род занятий. Привлекались ли ранее к уголовной ответственности и если да, то по какой статье? Замужем или нет… Короче, вы меня поняли?

Ольга кивнула. Этот перечень вопросов ей был знаком еще по делу о гибели ее Попова…

Она прилежно ответила на все, опустив лишь тот факт, что когда-то была замужем. Зачем им это? Это к делу не относится.

– Итак, что можете сообщить по существу вопроса? – промямлил Федор Иванович, по старинке занося ее ответы в протокол авторучкой.

Ольга не стала переспрашивать и, не опуская ни единой детали, обо всем рассказала.

О том, что Леха явился под утро веселый, трезвый, нарядный и с подарками. О том, что пообещал своему малолетнему сынишке сытую и счастливую жизнь в будущем и показал ему пистолет. И о том, что Ксюша не хотела идти домой ночевать, но про пистолет не услышала, так как уже стояла на подножке автобуса.

– Почему не хотела идти домой? – вяло поинтересовался следователь.

– Она видеть его не хотела. Боялась скандала. Решила переждать у меня, пока он опять не исчезнет. Это было нормой, знаете. Он появлялся раз в два-три месяца, отъедался, отмывался, скандалил между делом, а потом опять исчезал.

– Куда, конечно же, никто не знает? – снова без особого нажима спросил Федор Иванович.

– Да. – Ольге почему-то стало казаться, что вопросы ей следователь задает скорее по инерции, чем из истинного интереса. – Знать об этом никто не мог.

– И круг его знакомых или собутыльников тоже был неизвестен… – скорее утвердительно, чем вопросительно, пробормотал Федор Иванович.

– Разумеется! – Ей очень хотелось обернуться назад и убедиться в том, что тот человек вылез из-под стола и теперь сидит с прямой спиной и внимательно вслушивается в каждое слово, которое она произносит.

Но как это сделать?! Как она могла, находясь на допросе, крутиться и глазеть на того, кто не хотел быть ею замеченным. Почему-то ей именно так казалось, а не иначе…

– Простите, а как он?.. Я про Алексея спрашиваю – он жив? – проговорила Ольга, потому что Федор Иванович вдруг надолго замолчал, что-то заносил в протокол лихорадочной мелькающей у него в руке авторучкой и молчал.

– А? А-а, жив, конечно. Но пострадал достаточно сильно, чтобы можно было надеяться на его вменяемость в ближайшем будущем, – скороговоркой выпалил следователь, не отрываясь от своего занятия.

– Как это?!

– А так! Вы что, рану у него на голове не видели? Видели. С таким ранением вообще не живут. А он живучим оказался. Но на разум, а тем более на трезвую память ни один врач не надеется. «Надеяться на чудо мы не можем, поскольку не верим в эти самые чудеса!» Нет их, чудес-то… – Федор Иванович вдруг смешно сморщил нос, перечитал свою писанину, чему-то недовольно хмыкнул и снова застрочил. Ее он по-прежнему ни о чем не спрашивал.

– Гм-м, простите…

Ольге надоело сидеть просто так и смотреть, как Федор Иванович протоколирует их беседу, которой, по сути, и не было. К тому же тот, кто сидел за ее спиной, а сидел он совершенно беззвучно, словно бестелесное создание, пробуравил ей все лопатки своим взглядом. У нее даже затылок взмок от этого взгляда. И обернуться туда очень хотелось…

– Простите, – снова начала она осторожно. – А известно что-нибудь о моей подруге? Ксения… Она так и не явилась домой и…

– А-а, подруга! Так явится еще, что вы переживаете? – Федор Иванович чему-то так обрадовался, что даже отложил в сторону протокол ее допроса. – Вы на ее счет не особенно переживайте! С ней, думаю, все хорошо. Боится она, вот и отсиживается где-нибудь.

– А чего это ей бояться?! – возмутилась вдруг Ольга, смутно начиная подозревать, куда клонит следователь в демократичных свитере и джинсах.

– Как чего? Мужа своего чуть не укокошила в драке, вот и боится. Удрала куда-нибудь и отсиживается. Вам лучше знать, где она может быть. – Тут Федор Иванович очень проницательно и очень неприятно ухмыльнулся, снова поглаживая свою переносицу. – Вы уж передайте ей, что никаких претензий у нас к ней нет и быть не может. Никакого превышения мер самообороны она не допустила, так как муженек был вооружен и намерения его были вполне конкретны. Так что вы ей передайте. Нам нужно только задать ей несколько вопросов – все!

И вот тут Ольга взорвалась. Только что сидела, вполне контролируя себя и свои эмоции, а тут вдруг на нее накатило. Она вскочила со стула, едва не опрокинув его на пол. Швырнула свою сумочку на стол Федору Ивановичу, прямо на тот самый протокол, который он с таким усердием сочинял все это время. И четко выговаривая каждое слово, проговорила:

– Я ничего не могу ей передать, потому что не знаю, где она!!!

– Да ну! – Федор Иванович насмотрелся за свою жизнь всякого, поэтому истеричный взбрык молодой дамы впечатлил его не особо.

Он неторопливым движением отодвинул в сторону ее сумочку, вытащил за уголок протокол и нарочито бережно уложил его в картонную папку с засаленными бечевками. Потом он снова противно ухмыльнулся и пробормотал:

– Так передадите, когда узнаете.

– Я не узнаю, черт возьми! – Ольга едва не расплакалась от такой твердолобости.

Ну ладно мать. Той лишь бы в дедукции поупражняться и лишний раз подчеркнуть, как логично и правильно она мыслит, а эти-то что корчат из себя?!

– Я не узнаю, потому что с ней беда! С моей Ксюшкой беда! – Она поправила сдвинутый стул и обессиленно на него опустилась.

– Почему вы так думаете? Вам что-то известно? – тут же зацепился за ее слова Федор Иванович, мгновенно подобравшись. – Так вы не темните, говорите прямо… Почему вы думаете, что с ней беда?

– Ох, оставьте эти ваши штучки, бога ради! – воскликнула Ольга, закрывая лицо руками. – Я не думаю, я чувствую! Она не могла бы сбежать, даже если бы шарахнула Лешку по его тупой башке! Она не смогла бы сбежать, не связавшись со мной! Я безвылазно сидела на работе. Она могла бы мне позвонить и сказать, что она натворила.

– Сомневаюсь, – вставил осторожно следователь и услужливо пододвинул к ней замызганную пепельницу полную окурков. – Курите?

– Нет, спасибо, я не курю. А сомневаться не надо. Ксюша не могла удрать, не оставив мне наказов про Мишку. Это ее сын! Их с Лешкой сын! – Оля оторвала руки от лица, уронила со стуком их на стол и неожиданно спросила: – У вас самого есть дети?!

– Ну… есть, и что? – Федор Иванович как-то недовольно повел шеей в растянувшемся горле свитера.

– Вы бы могли оставить ребенка, пятилетнего малыша, на произвол судьбы, убежав в страхе перед возмездием?! Знать, что сын все еще в детском саду, а сад, между прочим, в соседнем дворе… Вы бы могли?! Зная, что ребенок будет вечером ждать, когда за ним придут родители. Могли бы?!

Федор Иванович промолчал.

Девчонка ему нравилась. Внешне загляденье просто, чистенькая вся такая, беленькая, незапачканная, одним словом. Говорит хорошо, мыслит вполне даже ничего, логично. И не лгунья. В этом он разбирался хорошо. Но только наивная до одури.

Что можно было сказать в ответ на ее пылкость? Что никогда бы так не поступил? Конечно, не поступил бы. Он бы не бросил свою Анютку ни за что на свете, даже если бы ухлопал под горячую руку ее мать. Но это он, а тут какая-то Ксения! Мало ли что могло прийти той в голову, когда на нее собственный мужик попер с пистолетом. К тому же…

Но, наткнувшись на взгляд таких прекрасных и таких несчастных глаз, он тяжело вздохнул.

К тому же вся версия вчерашнего преступления выстроена так четко, так безукоризненно, что даже вопросов никаких не возникло ни у кого. Он еще с утра доложил обо всем начальству, и у того тоже не возникло никаких вопросов. Даже благодарность схлопотал. За что благодарность? Так за то, что тот «глухарь», за который его начальник чуть погон не лишился, теперь благополучно будет запущен в судопроизводство. Не сразу, конечно, но будет запущен. А это еще одна благодарность и, возможно, еще одна звездочка. Все же понятно. Чего тогда этой девчонке от него нужно? Что бы он ее подругу кинулся искать? Так не будет он этого делать, ни за что не будет.

Эта ее подруга не должна быть найдена. Не должна!!! Ее появление может все сразу смешать, все перестроить и поломать, а это не нужно никому. Ни ему, ни его начальству. В сфере любой деятельности есть свои издержки, пусть ее подруга станет именно ею…

– Что вы от меня хотите, гражданка Шустикова? – посуровел мгновенно Федор Иванович. – Чтобы я кинул на поиски вашей сбежавшей подруги, покушавшейся на жизнь своего мужа, лучших своих людей? Так у меня, знаете что в районе творится?..

Тут пошел длинный перечень правонарушений, совершенных в его районе за минувшую неделю. Затем ей подсунули протокол с отмеченными галочками местами, где ей надлежало расписаться. И следом прозвучало суховатое «до свидания».

Все ясно. Ее выпроваживали. Она и не нужна тут была вовсе. Это она тоже поняла по тому, как без особого интереса выслушивал следователь ее ответы. Для них уже было все ясно. Для них, не для нее.

Ольга еще какое-то время потопталась у его стола, тиская ручки своей сумочки. И тут ее вдруг осенило, и она задала вопрос, который моментально заставил занервничать того человека, что притаился за ее спиной. Почему она так решила? Да потому что тот мгновенно скрипнул стулом, уронил что-то на пол и, кажется, даже озадаченно крякнул.

– Что вы имеет в виду? – Федор Иванович еще более сурово свел брови и снова без нужды стал тереть переносицу.

– Я спросила про пистолет, Федор Иванович. – Оля, пятясь, начала медленно продвигаться к двери. – Тот самый пистолет, что был в руке у Алексея? Он… из него стреляли?

– Вчера нет, – честно ответил ей Федор Иванович, ну нравилась ему девчонка, что тут поделаешь.

– А… а раньше?! – Ольгу тут же замутило до темноты в глазах.

В памяти возникло несчастное лицо Мишки, который просил найти ему его папу. Папу, который хороший и которого он очень сильно любит и еще очень сильно скучает по нему. Что же теперь она ему скажет?!

– Это оружие проходило по делу об убийстве в нашем городе, – скороговоркой пробубнил Федор Иванович и указал ей жестом на дверь. – Больше я вам ничего пока сообщить не могу. Как только что-то будет известно или вы нам понадобитесь в связи с новыми обстоятельствами дела вашей подруги и ее мужа, мы вам сообщим.

Черта с два ты мне сообщишь, хотелось ей крикнуть ему в лицо. Но она сдержалась. Он ведь на работе, и он не виноват, что его работа заключается в том, чтобы делать кому-то больно. Если волков называют санитарами леса, то этих впору называть санитарами общества. Чушь какая…

Ольга взялась за ручку двери и тут, не удержавшись, все-таки посмотрела на того, кто так удачно прятался за ее спиной все это время.

Посмотрела и еле удержала в себе удивленный возглас.

Парень, что все время прятался, просто претендовал на то, чтобы быть замеченным. Таких шикарных блондинов еще надо было поискать, и именно таких любила Ксюшка. Один вид их приводил ее в восторженное состояние, и она могла говорить об этом часами. Что касалось Ольги, то она их лично побаивалась.

Ее бывший муж был красавцем, но красота его была совершенно иной. Там с первого взгляда было ясно, что можно ожидать от такого прожженного мачо. Можно было сколько угодно тешить себя надеждами, сколько угодно фантазировать и ждать его чудесного перерождения, все тщетно. Красота Влада была порочна и опасна, и ничего, кроме порока и опасности, в себе не таила. А вот с блондинами все обстояло иначе… С блондинами Ольга всегда терялась и никогда не могла определить заранее, что может скрывать в себе распахнутый взгляд прекрасных глаз небесной голубизны и нетронутости. Чистоту помыслов, стремлений… А мягкий лен белокурых волос, до которых так и хочется дотронуться, чтобы убедиться, на самом ли деле они так мягки и нежны, как кажутся?

Эта внешняя чистота могла оказаться такой топью, такой западней, омутом, что порок, предрекаемый открыто смазливой физиономией ныне Любавского, в прошлом Попова, мог оказаться в выигрыше в сравнении…

Именно такого молодого человека сейчас с таким изумлением рассматривала Ольга.

– Здрасте, – Валера чуть наклонил голову и улыбнулся, обнажая в улыбке безукоризненные зубы.

Улыбка его удивительно красила. И располагала к себе. Ему об этом было известно, и он использовал ее – свою улыбку – направо и налево. Всегда помогало. Сейчас – нет.

Ольга попятилась, оступилась, испуганно задергала за ручку, пытаясь открыть дверь и даже упустила из виду тот факт, что забыла ответить блондину на приветствие.

– Вам помочь? – парень продолжал источать дружелюбие, скалясь во весь рот. Заметил ее непонимание и указал на дверную ручку кивком безукоризненно выбритого точеного подбородка. – Дверь открыть помочь?

– А? Что? Дверь? Нет, не надо, спасибо. – Тут наконец ей удалось открыть эту злополучную дверь и выскользнуть из кабинета.

Чего она так перепугалась? Что страшного в том красивом парне, которого она увидела? Ничего! Ничего, кроме идеальной внешности, манер, ну, и мыслей, надо полагать. В таком прекрасном человеке все, наверное, прекрасно. Так оно и есть, и нечего было стоять, открыв рот, и пялиться на него во все глаза. Испугалась она!..

Ольга сердито прошла к дежурной части, отметила повестку, которая никак не могла ей понадобиться, она укладывалась в обеденный перерыв. И, насупившись, вышла на ступеньки отделения милиции.

Погода, как и следовало ожидать, начала выкидывать фортели. Ветер резко сменил направление с юго-западного на северный. Лужи мгновенно начали затягиваться кисельной пленкой. Еще час-другой, и захрустит под ногами, и завьюжит. А она в тоненькой осенней курточке, едва прикрывающей ей попу. Мишка тепло одет, да ему особенно и мерзнуть некогда, она приедет за ним на машине и доставит до самого дома. В магазин еще заехать бы надо, купить ему чего-нибудь. Чем, интересно, его Ксюша кормила?

Оля нырнула в машину, завела мотор и минуты три его прогревала. Затем медленно выехала с милицейской стоянки и покатила в сторону управления культуры.

Перед тем как втиснуть свою малютку между свирепо ревущих «КамАЗов», она, кажется, успела заметить того шикарного блондина, которого так нелепо испугалась. Парень вышел на ступеньки в распахнутой куртке и очень долго и очень пристально смотрел вслед ее машинке. Или ей это только показалось? Вечно она выдумывает!

Нужно сосредоточиться на дороге, которая подернулась пленкой, таящей в себе много опасного. Потом еще отсидеть полдня под неусыпным оком Евгения Евгеньевича, и затем…

Затем все же стоило поискать Ксюшу. Не сегодня, конечно, нет. В выходные.

Если подруга к тому времени не вернется, придется ее искать самостоятельно. Кроме нее, Ксюшку искать некому, так получается. Мишку надо будет отправить к матери в деревню, туда все равно ехать придется. Мало того, что оставался невыполненным ее заказ с курами, так еще теперь беда с расследованием приключилась. Мать же не отстанет: либо часами будет висеть на телефоне, изводя ее вопросами и выводами, сделанными на основании ее ответов. Либо приедет, что много хуже. Лучше уж она сама съездит к ней. Заодно и ребенка пристроит. Здесь ему нельзя оставаться. Здесь все как-то уж слишком пропахло бедой. Холодный неустроенный быт Ольги, сердобольные вздохи воспитательниц, их жалостливые поглаживания по голове. Мишка очень умный ребенок, сразу догадается, что здесь что-то не так. Начнет приставать с вопросами, а то еще чего хуже – тосковать. Этого допускать нельзя. Придется везти к матери. Прямо в пятницу вечером. А переночевав, уехать.

Проницательный Федор Иванович непрозрачно намекал на то, что она может знать, где скрывается ее подруга. Знать она, конечно, не знала. Но догадываться догадывалась. Вот и нужно в выходной своим догадкам найти подтверждение. Не найдет значит, беда. Найдет – будут праздновать победу. А пока надо ждать и надеяться.