Итак, никто, кроме Мило, вроде бы и не замечал, какого страшного напряжения стоили им эти полуденные часы! Глядя на них, он испытывал чувство невольного восхищения и удивления, ибо считал, что метаться по залу, разнося блюда, или торчать перед пылающей плитой ничуть не легче, чем перетирать посуду. Больше того, после ухода посетителей служанки еще помогали и ему!
При мысли, что и последующие дни не принесут ему облегчения, Мило пришел в отчаяние. Но уже через минуту, скребя морковку, он с гордостью подумал, что не подвел хозяев: в часы «пик» всех обеспечил чистой посудой и сразу же нашел свое место в этой слаженной команде.
В шесть часов мадам Сириль подала обед, состоявший из множества уцелевших кушаний. Мило совсем не хотелось есть, да и вся эта пища, заполонившая стол, казалось, отдает запахами кухни. Но его все-таки заставили кое-что съесть.
— Когда работаешь, надо есть, — поучительно изрек хозяин.
В ответ Мило так и подмывало ему сказать: «После пятичасового пребывания в вашей душной кухне требуется только одно — подышать свежим воздухом». Но как бы то ни было, он с наслаждением съел один апельсин и выпил два больших стакана воды.
После обеда, который не занял много времени, наступил получасовой отдых. Хозяин вышел на порог дома и закурил сигарету, а Мило с Юлией принялись листать иллюстрированный журнал.
— Ты не очень устал? — спросила у него девушка.
— Конечно, нет, — горделиво уверил ее Мило.
— Знаешь, — посоветовала она ему вполголоса, — ставь на сушилку как можно больше тарелок. Пока подойдет их очередь, они уже наполовину обсохнут, и тогда тебе почти не придется их вытирать…
Пришли новые посетители, и Мило вернулся на кухню; там Анжела уже опускала в горячую воду обеденную посуду. Мило, с полотенцем в руке, занял свое место. Это было для него самое тяжелое время в течение всего дня. Около половины девятого освободившаяся в зале Тереза пришла на кухню. Только тогда мадам Сириль сказала Мило:
— Теперь Тереза побудет здесь, а ты, Мило, можешь идти домой. Ты славно поработал. Иди! До завтра!
Мило натянул на себя куртку, берет и попрощался со всеми. Свежий воздух и шумные улицы сначала ошеломили его. И хотя он устал, ему захотелось пройтись пешком. Ведь еще не поздно, решил он, и по дороге домой можно поразмыслить над прожитым днем.
«Сейчас, когда я уже закончил работу и совершенно свободен, — рассуждал Мило, спускаясь по Римской улице, — меня огорчает только то, что завтра, послезавтра и каждый следующий день до самого отъезда в Шато-Ренар придется ходить в этот противный ресторан!..
Но ведь, в конце концов, ничто меня здесь не удерживает; если я увижу, что работа эта мне не по силам и что я не могу все время находиться в кухне, то сам скажу об этом мадам Сольес, и она первая же настоит, чтоб я распрощался с рестораном…
Но ведь Анжела чувствует себя на кухне вполне сносно и проводит там куда больше времени, чем я! И хозяйка тоже! А Юлия и Тереза? Они же, как заводные, обслуживали в течение полутора часов сразу четверых или пятерых посетителей, а сейчас все еще убирают столы и перетирают посуду!.. Они-то не жалуются! Они просто выносливее меня… Они просто к этому привыкли. Что ж, мне тоже надо только привыкнуть.
Может, они любят свою профессию? Да разве это возможно? Они, скорее всего, любят получать чаевые да болтать с разлюбезными завсегдатаями; никто не поверит, чтобы им нравилось перетирать посуду; я, например, с удовольствием вытираю ее для мадам Одибер только потому, что мне приятно оказать ей услугу, да и дело это отнимает у меня не больше четверти часа. Фиорини говорил мне, что стоит ему вспомнить о пользе своей работы, как он может просидеть над ней целый день… Очевидно, вытирать посуду тоже занятие полезное, и в часы «пик» я проделывал это весьма охотно, ибо думал не о том, что надо ее перетирать, а о том, как бы побыстрее обслужить посетителей. Я смотрел, как на буфете тают и вновь вырастают кучи тарелок. Когда у меня требовали, например, пять тарелок, я давал их и успевал приготовить новые. Я выиграл сражение, как говорит Фиорини, и не чувствовал ни малейшей усталости. Но что же будет потом? Эти горы тарелок, которые надо перетереть! И нельзя даже присесть! И этот запах!»
Когда Мило подходил к Старому порту, он вдруг с тревогой подумал: что он скажет о проведенном дне Сольесам и Одиберам? Может, пожаловаться? Не скрывать своей усталости, намекнуть, что выбился из сил? На какое-то мгновение он было поддался искушению. Но самолюбие перебороло эту слабость.