— Но мы, евреи, все время переезжаем. У нас нет домашних косяков, чтобы писать на них молитву. Вместо этого у нас есть мезуза, она — тот дверной косяк, который мы всюду берем с собой.
«Если бы мама сейчас была здесь, — подумала Милочка Мэгги, — она бы сказала: „Для них прикоснуться к мезузе все равно что для нас окунуть пальцы в святую воду“».
Клод заметил ее отсутствующее выражение.
— О чем задумались?
— Как вы сказали, мне тоже вспомнилось кое-что из детства.
Выйдя в коридор, она добавила:
— Так смешно, сегодня прямо вечер воспоминаний о времени, когда я была маленькой.
Клод собирался сказать, что это потому, что она разбирала завалы прошлого и откладывала его прочь, ведь теперь оно больше ей ни к чему — для нее начиналось будущее. Вместо этого, спускаясь по лестнице, он произнес:
— Мне не верится, что когда-то вы были маленькой.
— Была, еще как, — уныло ответила Милочка Мэгги. — Но это было давным-давно.
«Я же тебе говорил, — напомнил он себе. — Она — девушка серьезная. И все понимает буквально».
Когда они вышли на улицу, Милочка Мэгги протянула Клоду руку со словами:
— Доброй ночи, мистер Бассетт. Мне очень понравился ваш урок.
— Мне идти домой мимо вашего дома, и, если позволите, я хотел бы вас проводить.
— Мне было бы приятно, если бы вы меня проводили.
— Спасибо. Итак, в какую нам сторону?
— Но вы же сказали…
«Бассетт, я тебя предупреждал…»
— В общем, нужно завернуть за угол и пройти три квартала.
— Спасибо, мисс Мур. Мисс, верно? — вдруг спросил он.
— Да, мисс.
— Наверное, все местные мужчины дураки или слепые.
— Вовсе нет.
— Вовсе да. Иначе кто-нибудь из них уже давно украл бы вас и спрятал в коробку с ватой.
— Вы хотите сказать, женился бы на мне? — по обыкновению напрямик уточнила Милочка Мэгги. — Нет. Никто никогда не делал мне предложения. Понимаете, у меня есть брат, и некоторые считают его моим сыном. Он только-только пошел в школу. Наша мама умерла, когда он родился. Я его вырастила. То есть те, кто недавно сюда переехал, думают, что он мой сын, и… — Ей на мгновение вспомнился двор и парень со второго этажа. — В общем, никакой мужчина не захочет жениться на девушке с братом в придачу. — Она вздохнула. — И еще кое-что: мой отец очень строг. Он не разрешает мне ни с кем встречаться.
— Мне бы хотелось познакомиться с вашим отцом и пожать ему руку.
— С моим отцом? — Милочка Мэгги была изумлена. — Но зачем?
— Затем, что он отгонял от вас мужчин. Держал вас под замком. То есть хранил вас для меня.
«Да он вертопрах, — оценивающе подумала она, радуясь, что обнаружила в нем недостаток. — Как хорошо, что я это выяснила прежде, чем в него влюбиться».
Клод снова прочитал ее мысли:
— Вы считаете меня ветреным, верно?
— Ветре… ветреным?
— Признайтесь же, — настаивал он.
— Я не знаю, что считать, — последовал честный ответ. — Я никогда не встречала таких, как вы. Я не понимаю, говорите вы серьезно или смеетесь надо мной.
— Над вами? Никогда! — искренне возразил Клод. — На самом деле я серьезный человек. Или так о себе думаю. Я иногда говорю легкомысленно. То есть говорю легкомысленные вещи. Я много путешествовал, встречался с огромным количеством людей, ни с кем из них толком не знакомился и привык говорить быстро и легкомысленно… у меня никогда не было времени узнать кого-нибудь настолько хорошо, чтобы быть с ним откровенным… на это нужно время…
— Наверное, вы очень много путешествовали.
Клод кинул на Милочку Мэгги быстрый взгляд. Он решил, что она вовсе не хотела съязвить. Она просто этого не умела.
— Много, да. А вы?
— Я никогда не выезжала из Бруклина, кроме…
— Сан-Франциско, — мечтательно произнес Клод. — Цинциннати… Чикаго, Бостон…
— Кроме одного раза. Когда я ездила в Бостон.
— Обожаю большие города. Денвер… он на милю ближе к небу, чем другие…
Внезапно Милочка Мэгги поняла, что они с Клодом больше не на одной волне. Клод был в собственном мире. Она вздрогнула.
Милочка Мэгги остановилась, а Клод, продолжая говорить, ушел вперед, не заметив, что идет в одиночестве.
— Доброй ночи! — крикнула она ему в спину.
Он резко обернулся и вернулся к ней.
— Что случилось?
— Я уже дома.
— Да что это со мной случилось? Вы простите мне мою грубость?
— Здесь нечего прощать. И мне было интересно послушать… про города.
— По вашему виду нельзя было сказать, что вам было интересно.
— Ну, так ведь полагается говорить. Из вежливости. Но вы правы, не особенно интересно. Мне нравится Бруклин и… все равно мне уже пора.
— Нет, подождите. Подождите.
Милочка Мэгги уже стояла на ступеньках выше него, и Клод схватил ее за руки и выпалил, словно время у него было на исходе:
— Мне хочется столько вам сказать — мне необходимо столько вам сказать.
Он заговорил быстро, на одном дыхании:
— Мне хочется вам сказать, что то, как от вас пахнет — хорошим мылом и свежевыстиранной, высушенной на солнце одеждой и…
— Это просто кастильское мыло. Оно очень дешевое. В аптеке оно продается на развес, просишь взвесить на пять центов, и тебе отрезают брусок.
— У ваших волос такой приятный, здоровый запах. И мне хотелось сказать вам, как мне нравится ваше простое, но такое красивое платье.