«Такое терпеть нельзя, — решил Пэтси. — Лучше уж умереть — или уехать в Америку…»
Америка!
Пэтси слышал, что пароходная компания оплачивала желающим проезд до Америки и находила там работу. Милях в десяти от деревни Пэтси была маленькая контора, где агент ливерпульской пароходной компании все это устраивал. Пробираясь домой кружным путем, Пэтси почти присвистывал.
Когда Пэтси вернулся домой, мать с ним не разговаривала. Она выложила на постель свое выходное черное платье и пару черных чулок, которые берегла уже двадцать лет. Взяв коробочку с затвердевшим гуталином, она чистила свои черные туфли. Пэтси попытался разговорить ее, болтая о пустяках. Но она не отвечала, пока он не спросил напрямик:
— Матушка, ты куда-то собираешься?
— И куда же мне теперь собираться, когда меня так ославили, что в деревню носа не показать? Нет, я готовлю хорошее платье, хочу, чтобы меня в нем похоронили.
— Бог даст, этого еще много лет не случится.
— Случится, еще как. Вот женишься, и в тот же день увидишь меня в гробу.
— Не заставляй меня тебя хоронить, — взмолился Пэтси.
— Заставишь меня тебя женить, тут же и похоронишь. — Мать истово начищала туфлю, надетую на свободную руку.
— Я никогда не женюсь, покуда ты жива.
— Как бы не так. «Никогда не женюсь» — как же, а оглашение в церкви про кого было?!
Пэтси потребовался час, чтобы убедить мать, что оглашение было сделано без его ведома и согласия. Она отказывалась ему верить, пока он не рассказал про побои, полученные от Рыжего Верзилы.
— Значит, он тебя избил, бедный мой мальчик, а ты сказал, что упал с велосипеда.
— Мне стыдно было рассказывать.
— И он тебя еще не раз поколотит, пока ты не скажешь «согласен».
— Да я раньше умру!
— Не умрешь ты ни раньше, ни позже. Тебя заставят на ней жениться.
— Не заставят, если уеду в Америку.
— И бросишь меня, как твои братья?
— Это ненадолго. Я пошлю за тобой до конца года.
— Ни за кем ты не пошлешь. Останешься здесь, со мной. Умри, если тебе того надобно. Но не женись и не бросай меня.
— Умереть непросто, и да простит меня Господь за то, что я так сказал, но на уме у меня того нет совсем. Я останусь, дорогая матушка, женюсь на Мэгги Роуз и не оберусь срама в графстве до конца своих дней, но мне плевать, потому что я ее люблю.
— Это все слова.
— Я так и сделаю.
Мать закрыла гуталиновую жестянку крышкой.
— Через год, говоришь? Ты за мной пошлешь?
— Клянусь.
— Значит, оно к лучшему, — она убрала гуталин. — Поезжай в Америку, найди мне жилье, и я к тебе перееду.
На следующее утро Пэтси проехал на велосипеде десять миль до соседней деревни. Щеголь из Ливерпуля, агент пароходной компании, избавил Патрика Денниса Мура от лишних хлопот. Переезд был забронирован, и все было бесплатно — до поры до времени.
Разумеется, со временем Пэтси должен был выплатить полную стоимость билета, но и тут не было ничего сложного. В Америке его ждала работа. Некий Майкл Мориарити, — по мнению щеголя, он был лорд-мэром Бруклина или кем-то вроде того, — будет платить Пэтси целых пять долларов в неделю и предоставит комнату и пансион. И все это за что? Да за просто так. За уход за парой дорогих ему упряжных лошадей.
Пэтси решительно пообещал выплатить деньги за переезд. Щеголь заверил, что по-иному и не выйдет. Раз в неделю будет приходить человек из отделения пароходной компании в Бруклине и забирать два доллара из его жалованья, пока билет не будет оплачен. Пэтси согласился со щеголем в том, что остальные три доллара — это целое состояние, хоть в Америке, хоть в другом месте.
Пэтси поставил на бумаге подпись.
— В путешествии тебе понадобятся наличные деньги, — заметил щеголь.
— Черт побери, неужто компания и наличные на проезд выдает?
— Это вряд ли. Но у тебя есть велосипед. Когда уедешь, он больше тебе не понадобится. Готов избавить тебя от такой обузы за два фунта. Во вторник, когда отходит дилижанс на порт Ков, приезжай на нем, и я его заберу, а ты получишь банкноты.
Рыжий Верзила был недоволен. Мать с сестрой всегда находили, в чем его упрекнуть. Мэгги Роуз не выказывала ни намека на благодарность. Она заявила брату, что ненавидит его, потому что он избил ее возлюбленного и осрамил его и ее вместе с ним на всю деревню.
— Теперь он меня бросит, — рыдала Мэгги Роуз.
— Только через мой труп, — клялся Рыжий Верзила.
— Зачем ты встрял промеж нас? — всхлипывала она. — Я была согласна ждать, пока его мать помрет. Зачем ты ославил его на все графство?
— Любой, — горько заметил Верзила, — кто женится на такой язве, как ты, — будь его мать жива или мертва, — ославлен, и хуже ему уже не будет.
Тимми тут же пожалел о сказанном.
— Прости, Мэгги Роуз, мои слова, я погорячился.
У Тимми начало ломить в левом виске, — верный признак того, что он слишком много думает. «Прости меня, Господи, если я зря так поступил с тем парнем, который меня знать не знает, и задал ему взбучку, и дал его имя священнику, чтобы тот огласил его вместе с именем моей сестры».