Милое дитя

– Папа подарил. Ханне – Фройляйн Тинки, а мне – снежный шар. Это мое самое ценное сокровище.

– Но где же ты его прятал?

– В нашей комнате. Там под кроватью отходит одна доска, и под ней дыра. – Он ухмыльнулся. – Фройляйн Тинки тоже иногда там прячется, если что-нибудь натворит.

Йонатан повернулся к Ханне, но та не отреагировала на его ухмылку.

– В вашей комнате, – повторила я, взвешивая в руке снежный шар.

В комнате, где я бывала тысячу раз, чтобы застелить кровати или рассказать детям историю на ночь.

– Да, – сказал Йонатан и сел на диван рядом со мной. – Но теперь я хочу подарить его тебе.

– Подарить?..

– Да, потому что тебе грустно, мама. – Он взял шар и снова потряс его. Снежинки окутали маленький домик. Йонатан мечтательно улыбнулся. – Это наша хижина. Мы там внутри, и нам так тепло… – Он вновь протянул мне шар. – Видишь, как у нас хорошо?

– Да, милый, и вправду хорошо.

– И когда тебе снова станет грустно, просто потряси его.

– Да, милый, обязательно.

Я крепко прижала к себе Йонатана. В глазах у меня стояли слезы. Чудесный маленький мальчик… Он хотел приободрить меня и подарил свое самое ценное, единственное сокровище.

– Может, все-таки приступим к занятиям? – Ханна, которая до сих пор вела себя на удивление тихо, наконец-то подала голос.

Я поцеловала Йонатана в лоб и сказала:

– Спасибо.

Потом бросила взгляд на часы – без пятнадцати четыре – и поднялась с дивана.

– Так, ладно, дети. Берите тетради и карандаши. Сегодня будем писать диктант…

* * *

Стрелка подбиралась к восьми. Я уже не рассчитывала, что он вернется, и собиралась отправлять детей в ванную, чтобы готовились ко сну. Во время занятий снежный шар стоял на обеденном столе. Я то и дело бросала на него взгляд и невольно улыбалась. Йонатан, если замечал это, тоже улыбался. Наверное, он был счастлив и горд, и чувствовал, что совершил в этот день нечто грандиозное. Ведь он излечил маму от депрессии. И понятия не имел, что сотворил.

Наконец снаружи все-таки послышались шаги, тяжелые шаги по доскам – должно быть, по ступеням, что вели к двери. Дети подскочили и встали посреди гостиной, с вытянутыми вперед руками. Я предусмотрительно переставила снежный шар на свой стул, чтобы не сразу бросился в глаза, когда он войдет. Затем встала рядом с детьми и тоже протянула руки. В следующую секунду в замке провернулся ключ.

Я смотрела на его спину, пока он запирал дверь, следила за его рукой, когда он извлек ключ из замка и связка со звоном исчезла в кармане брюк. Все было как обычно. С той лишь разницей, что у меня отчаянно колотилось сердце, и удары отдавались по всему телу. Меня как будто распирало изнутри, пока он проверял мои ногти и подступил так близко, что я ощутила уличную прохладу с его одежды. Он закупил продуктов, чтобы в честь сегодняшнего дня приготовить что-нибудь эдакое. И конечно, не забыл про тест, который и служил всему поводом. Детям даже было позволено задержаться перед сном. Всё ради праздника. Казалось, у него не возникало сомнений в результате теста.

– Всё в порядке, Лена? – спросил он, направляясь к кухонному столу, чтобы положить пакеты с покупками.

– Да, конечно, – ответила я торопливо и встала так, чтобы оказаться между ним и стулом, где стоял снежный шар.

День настал. Я обрету свободу или умру; я чувствовала это, чувствовала с каждым ударом сердца. И тут меня охватил страх, звериный ужас. Он окутал тело, словно в непроницаемый кокон, сковал и обездвижил меня.

С этой секунды все происходило машинально. Клянусь, я не помню тот момент, когда схватила снежный шар. Кажется, он распаковывает покупки? Или ворошит пепел в печке? Я смотрю на него, он стоит ко мне спиной, чуть наклонившись. Я подступаю к нему. Снежный шар в руке весит целую тонну, я едва могу удержать его. И все же мне удается как следует размахнуться.

Что делают в этот момент дети? Это Ханна стоит в метре от меня? У нее вырывается предостерегающий возглас, которого я не слышу, потому что все глушит кокон. Да, я вижу ее краем глаза, но рот у нее закрыт. Ханна молча и безучастно смотрит, как снежный шар по угрожающей траектории рассекает воздух.

А Йонатан? Должно быть, тоже где-то здесь. Возможно, как раз с веселой болтовней забегает за диван. Папа дома, и он рад этому. Папа разожжет огонь в печи, и в хижине станет тепло. Папа приготовит что-нибудь вкусненькое. Какое счастье, что папа снова дома…

В эту секунду твой муж начинает разворачиваться – слишком поздно. Раздается звук памм! – как будто арбуз уронили на пол. Издает ли он какой-то звук? Болезненный стон? А может, даже вскрикивает? Ничего не слышу, только кровь шумит у меня в ушах. И глухое, сокрушительное памм! Я нанесла удар, достаточно сильный, чтобы оглушить, и его тело оседает, словно марионетке подрезали нитки. Этого довольно, он лежит на полу, но я, кажется, не останавливаюсь. Я бью, снова, и снова, и снова, пока снежный шар не раскалывается о его голову. Однако мне и этого мало, и я продолжаю молотить его разбитым шаром; острые осколки рвут ему лицо. Кровь – наверное, она повсюду.