Сначала Мартину показалось, что он вернулся в свою темноту. Там, где он оказался, не было разума, ни одного человеческого чувства, только холодное и темное звериное ощущение власти.
Виктор стоял в своей спальне, всего в нескольких шагах от места, где воспоминание застигло Мартина. Он улыбался и протягивал руку Нике, смотревшей на него снизу вверх глазами, полными ужаса. Она сидела на полу, закрывая лицо рукой, и даже в темноте он видел, что ее пальцы испачканы красным.
Мартин почувствовал, как сердце пропустило удар и замерло. Это он смотрел на Нику с оглушающей смесью ненависти, презрения и желания причинить боль.
Еще раз.
«Если ты сейчас к ней прикоснешься — клянусь, я забуду обо всем, что было до этого дня», — подумал Мартин, не рассчитывая, что Виктор его услышит. Но на долю секунды ему почудилась горькая усмешка, сломавшая оскал.
— Хотела сбежать, солнце мое? — вкрадчиво спросил Виктор.
— Нет… нет, я…
Неужели Ника казалась ему бесстрастной?
Ее глаза побелели, а дыхание было частым, словно поглотивший ужас не давал сделать ни вдоха.
Мартин разделял этот ужас. Она боится боли? Или чего-то еще?
Он боялся за нее. Боялся того, что ему предстоит увидеть, боялся, что зло в душе Виктора — гораздо глубже и страшнее, чем показалось сначала. Что Нике, которой он надеялся помочь, не поможет уже ничто.
— Какой беспросветный и черный эгоизм.
Виктор смотрел на нее, и видел совсем другую девушку. Мартин чувствовал его бархатную ненависть, вибрирующую в груди. Это не Ника забыла свои слова о любви, не она предала Виктора. Но она сейчас будет расплачиваться за то, что однажды Риша не захотела оставаться с убийцей.
«Ты этого не сделаешь…»
«Я этого не сделаю», — послышался ему невозможный ответ.
Виктор не мог ему отвечать. Это было его воспоминание, нечто свершившееся и неизменимое, и от этого еще более страшное.
— А о нем ты подумала? Или звать «Милордом» и позволять другому слушать твое бесконечное нытье — вся твоя любовь?
«Ах вот как ты хочешь поиграть…» — подумал Мартин.
— Я хотела сбежать ради него — чтобы он больше не смотрел на то, что ты зовешь любовью, — глухо ответила Ника, по-прежнему не вставая с пола.
Виктор усмехнулся и подошел к шкафу. Открыл дверцы, выдвинул один из ящиков и наклонился над аккуратно сложенным бельем.
— Знаешь, как называются такие ножи? — спросил он, показывая Нике складной нож с костяной рукояткой.
— Балисонг… — тихо ответила она.
— И еще «бабочкой». Мартин любил бабочек, он говорил?
— Нет…
— Попросишь его, он расскажет. Про Белого Мотылька, которая ищет своего возлюбленного сквозь смерть.
Мартин чувствовал, как дрожало в душе предвкушение, тянущее, мучительно требующее выхода. Сам он никогда не испытывал ничего подобного, даже в минуты самой сильной ненависти. Ненависть Мартина была обжигающей и темной, рождающейся в стремлении защитить и исправить причиненное зло. Чувство, которое испытывал Виктор, было мутной жестокостью.
— Он просил тебя. Я знаю. Если ты хотела сбежать ради него — иди до конца. Бери, — он опустился рядом с Никой на колени и протянул ей нож. Силой разжал ее пальцы, заставив взять.
— Сюда, сюда или сюда. Я бы посоветовал в сердце, меньше крови. В глаз легче войдет, но тебе ведь не хватит духа в лицо, не-так-ли? Длины лезвия хватит, не переживай, — сказал он, показывая три точки — на шее, на груди и в уголке глаза.
Ника, всхлипнув, помотала головой, не разжимая пальцев на рукояти.
— Тогда мы пойдем другим путем.
Воспоминание оборвалось. Мартину показалось, что он всплывает со дна, к свету, оставляя позади черную бездну.
Но это самообман. Бездна теперь всегда будет с ним.
…
— Ника?
Она сидела рядом, положив его голову себе на колени.
— Я здесь. Ты в последнее время все чаще теряешь сознание, я в этот раз не успела тебя удержать…
— Шрамы, Ника. Скажи мне — он заставил тебя это сделать?
— Конечно. Ты убедил меня сбежать, он пришел в ярость, пытался заставить меня убить его. А потом сказал, чтобы я взяла нож и соединила порезами точки, которые он нарисует. Буква «М», но я не закончила — сделала вид, что потеряла сознание, а потом он не стал меня заставлять.
— Это была… моя спина или его? — вкрадчиво спросил Мартин.
— Твоя, ему-то что. Он любит, когда ему больно.
— Потрясающе. Просто прекрасно, Ника. Зачем нужны наручники, правда? А напомни мне, почему я по условиям игры не могу выбрать удачный момент и тихо повеситься в ванной?
«Потому что она любит тебя и нуждается в тебе», — раздался тихий голос Виктора.
— Ты мне обещал…
— Чудно.
Мартин с трудом встал с пола. Перед глазами расплывались яркие круги. Тяжело вздохнув, он сел на край кровати и закрыл глаза, ожидая, пока комната перестанет качаться.
«Помнишь, я говорил тебе про то, что ты перешел предел, пристегнув девушку к батарее?»
«Помнишь, я говорил тебе, что это не предел? Мартин, послушай меня. Ненавидь меня сколько угодно. Я мерзавец и подлец, я все испортил, я заслуживаю всего, что ты там мне желаешь. Но дай мне шанс все объяснить, прошу тебя…»