Милорд сэр Смихт, английский волшебник

Массивный предмет мебели, на котором находилось оборудование для одиллической силы (или сил), начал двигаться вперёд.

— Нет, нет, варварский болван! — возопил милорд, его лицо побагровело от ярости и тревоги. — Не буфет! Распятие! Только рас-пя-тие… — Он встал перед буфетом и толкал его назад. Тщетно. Тщетно. Тщетно. В этот момент Эстерхази, беспокоясь, чтобы стеклянные трубки не треснули, наклонился поправить их, так, чтобы замысловатый механизм не разбился и не разлетелся — волшебник же, задыхаясь и упираясь в тяжёлую лабораторную мебель, скользил вперёд… вперёд… вперёд…

…и внезапно, быстро скользнув назад, милорд сэр Смихт споткнулся и схватился за пустой воздух, Эстерхази бросился вперёд и они оба исполнили какую-то медленную безумную шотландку, под руку, прежде, чем постепенно остановились…

И затем, раздражённо вытирая лоб красным платком, каким землекопы обвязывают свои шляпы, расслышал, как милорд сэр Смихт сказал, — Я считаю результат этого сеанса сомнительным. И должен сказать, что не привык к подобному неповиновению обитателей звёздного предела!

Однако фрау Аптерхоц никоим образом не считала результат сомнительным. Её землистое простоватое лицо, теперь полнилось блаженством, она шагнула вперёд и забрала распятие. — Эмиль, — заявила она, — всегда был таким сильным!..

И на этой ноте она удалилась.

Герр Манфред Маусвармер из австро-венгерской дипломатической миссии был весьма заинтересован. — „Новотный в Праге“, а? Хммм, это, кажется, наводит на размышления. — Третий П.С.И. Лупескус выпрямился. Слабый трепет энтузиазма пробежал у него по коже головы. — Да, да, — сказал герр Маусвармер, — мы определённо слышали это имя. Одно из этих чешских имён, — пояснил он, почти снисходительно. — Никто не знает, как они это произносят. — Он аккуратно сделал лаконичную пометку и поднял безмятежный взгляд. — Разумеется, сначала нам будет нужно будет связаться с Веной…

— О, разумеется!

— А они, разумеется, свяжутся с Прагой.

Большие, бледные, налитые кровью голубые глаза герра Манфреда Маусвармера несколько раз моргнули. — Чешское имя, — отметил он. — И английское имя. Использует кодовый шифр Волшебник. Говорит на французском. — Он быстро постучал толстым указательным пальцем по своему носу. Маусвармер подмигнул. Лупескус подмигнул в ответ. Они поняли друг друга. Заяц оторвался на старте. Но гончие учуяли след.

Один из стеклянных колпаков был пуст — на самом деле, он всегда был пуст, хотя Эстерхази просто отметил это, не задаваясь вопросом, отчего так может быть. Он не стал спрашивать об этом теперь, когда выслушивал объяснения англичанина. Милорд сэр Смихт, в своей шляпе, в плаще, иногда театрально хлопающем, когда он вышагивал по большой старой комнате, говорил: — Содержимое этих сосудов по большей части представляет растительное и минеральное царства — не знаю, заметили ли вы это.

— Я заметил.

— Вот животное царство… хорошо, каждый мужчина и женщина — микрокосм, в миниатюре представляющий макрокосм, вселенную. Можно сказать, что мы содержим в наших собственных телах достаточно животных и минеральных эманаций, чтобы постоянно выделять, хоть и не знаем об этом, некоторое количество одиллической силы…

— Или сил.

— Или сил. Верно подмечено. Однако же. Далее, среднее человеческое тело обычно включает некоторое количество растительного царства — скажем, сколько-то картофеля, капусты, брюссельской капусты, — подвергаемых процессу пищеварения, — хлоп раскрывшегося плаща, — а также вездесущих бактерий, тоже растительных. Избирательные химические области в нашем теле, сейчас я запамятовал, в каком они соотношении. Четыре-и-шесть, более или менее, верным счётом. Или два-и-шесть? Забыл. Пускай. В первую очередь, человеческий организм — это животный организм. — Хлоп.

Эстерхази, сложив руки пирамидкой, кивнул. — И поэтому (пусть Пембертон Смит поправит меня, если я неправ), когда испытуемый человек сжимает эту пару металлических рукояток, три царства, животное, растительное и минеральное, объединяются в некоем единстве…

— Своего рода Триединая Монархия, что называется, in parvo[11], да, в точности! Я вижу, что не ошибся, предположив, что ваш разум способен постичь эти вопросы, — хлоп, — а затем эти вопросы согласовать: одна испускает растительные эманации, другая впитывает эманации минеральные… а потом, потом, дорогой сэр, надеемся на лучшее. Поскольку ещё невозможно настроить это под каждое человеческое существо. Они таковы, каковы есть. Можно повернуть краник, можно открыть клапан, закрыть клапан, подключить или отключить соединительную трубку. Но возьми человеческое тело так, как оно есть… Печально, в некотором смысле… Эй, эй!

В пустом стеклянном сосуде что-то происходило: туман и испарения, бледные синие огоньки, красные и белые искры.