Милосердие

Балла был прав: «мануальными», как говорили в клинике, навыками, которые здесь требовались, интеллигентный и не совсем бестолковый человек мог овладеть недели за две. А если в нем было еще чуть-чуть юношеской любознательности и доброжелательства, то мог даже рассчитывать на популярность. Труднее было преодолеть отношение персонала, с которым она, выходя из своего убежища — раковой палаты, неминуемо сталкивалась. Проще всего было с теми, кто находился в самом низу и стоял лишь чуть выше больных: беременной санитаркой, привратником дядей Йожи или редко выходившей из кухни поварихой. Санитарке, когда она приходила забрать оставшуюся от ужина тарелку или мыла пол в операционной, достаточно было сказать сочувственно: «Ну как, тяжело вам теперь?» — и у той сами собой лились жалобы, что повариха помыкает ею, будто девчонкой, зато на последние две недели ее как свою (сестра Виктория пообещала) переведут в родильное отделение. Дядя Йожи, впервые увидев Агнеш в белом халате, сразу усвоил, что она относится к тем, кого он должен слушаться, и теперь при ее появлении собирал складки лица в умильную фельдфебельскую улыбку (вместо обычной сурово-неприступной гримасы), и Агнеш, очищая с туфель налипшую грязь, всегда находила для него несколько слов, — скажем, не опоздала ли она, здесь ли еще господин доктор Балла, не знает ли дядя Йожи, за кем это приехала карета «скорой помощи». Когда она выходила во двор подышать свежим воздухом, меж ними случались и более содержательные беседы. «Не скучно вам, дядя Йожи, целыми днями тут сидеть?» — говорила, например, Агнеш. На что он отвечал: «Да уж что скрывать, я куда бы охотнее играл дома с внучонком». — «О, у вас и внук есть?» — «Спрашиваете!» На кухню ей как-то пришлось отнести забытую у нее тарелку. «Мы с вами еще не знакомы», — подошла она к грузной женщине, сидящей в углу за плитой и помешивающей кофе. «Да я уж слыхала про вас, барышня», — встала та, польщенная, вытирая руки для рукопожатия. И Агнеш в конце концов пришлось бегом мчаться на станцию, чтобы успеть на свой поезд: повариха никак не хотела ее отпускать, в конце она даже сняла чулок, показала распухшие суставы на ногах и поведала, как вредны ей эти сырые стены.