Читаем Милосердие смерти полностью

Скорбь ее была ужасна и безутешна. Она не смотрела на врачей, она просто сидела у входа в реанимацию, как у входа в ад.

В квартиру вошел абсолютно ничем не приметный парень и вручил мне пакет. Две тысячи баксов и два билета – один туда, другой обратно. Вылетать нужно было из Внуково через четыре часа, первым классом. Обалдеть, я ни разу не летал первым классом. Самое лучшее – экономом, или в общем отсеке с десантурой. А тут только одни билетики стоили полторы штуки. Идиоты, лучше бы мне наличными дали, я бы в грузовом отсеке полетел. Ну да фиг с ними. Тревожный чемоданчик был всегда готов, и, простившись с женой и детьми, оставив им самое ценное, что у меня на тот момент было (две тысячи баксов), я тронулся в путь. Прощание было радостным – я летел не на войну, летел почти на Родину, летел лечить, летел с комфортом. До аэропорта спал как убитый. В полудреме прошел VIP-контроль. Потусовался тридцать минут в VIP-зале, при этом треснув на халяву рюмку коньяка и практически продолжив спать на ходу. На посадку нас повезли в отдельном автобусике симпатичные и ласковые девушки. Если бы не постоянное желание сомкнуть глаза, я бы, конечно, искупался в гордости за себя, но сейчас мне хотелось только одного – спать. Спать, и ничего более. Как только я опустился в роскошное, широченное кожаное кресло и накрылся пледом, то моментально погрузился в сон. И был мой сон крепок. Все попытки стюардесс разбудить меня в полете для принятия напитков, поедания изысканного ужина или просто милой беседы были безуспешны.

Во сне родители повторяли: это еще не конец, мы ждем встречи с теми, кого встретили на своем пути.

Мне снился сон, странный сон: серо-коричневые тона, проблемы с машиной, и вдруг ощущение того, что мы умерли… Мы, это я – то ли маленький мальчик, то ли наблюдающий за маленьким мальчиком, мои родители и кто-то еще рядом. Явно близкий мне человек, я не видел его, но чувствовал его постоянное присутствие. Я поднялся на пригорок и увидел свой дом еще на стадии строительства. Зимний сад с еще не застекленными окнами. Мои родители (плавно превращающиеся в дедушку с бабушкой), сидящие в саду за круглым столиком в плетеных креслах, маленький мальчик (а может быть, и я) у кучи с песком и три букета подзасохших цветов… И я вспоминаю, что это букеты с наших похорон. Да, вокруг тихо, абсолютно, и нет птиц. Я осознаю, что умер. И родители мысленно говорят, что есть здесь не надо. И мальчик (или я в мальчике) говорит, что только иногда он чуть-чуть пьет. Я думаю – это конец. Но родители опять мысленно говорят мне: мы здесь в ожидании. Затем встречи с людьми, которых ты забыл, напоминание всего хорошего и плохого, как просмотр кинофильма. Отчет о твоей жизни. И только затем – определение твоего дальнейшего пути. И все это умиротворенно, не пафосно и в то же время торжественно.

Я проснулся только в Ташкенте, когда все пошли на выход из самолета. Ну, здравствуй, земля родная. Здравствуй, Средняя Азия. Здравствуй, Ташкент. Яркое солнце, летняя погода, тепло, исходящее от земли, запах полыни, нежное дуновение ветерка – именно так встречала вырастившая меня земля. Да, я не рос в Ташкенте, но в детстве я очень часто бывал в этом городе. Сейчас, в разрушенном Союзе, он был для меня как дорогой и близкий родственник. Я не был в родных краях целых десять лет. Волне сентиментальности не удалось накрыть меня полностью – серьезные люди в строгих костюмах повели меня на паспортный контроль. По пути я пересекся с парнями из ЦКБ, которых менял. Они смотрели как-то мимо меня. Речь их была быстра, невнятна, и они явно спешили свернуть разговор. Я ничего не понимал. И только в конце разговора они промямлили, что у клиента было две остановки сердца, но сейчас он несравненно лучше, и мне будет легче, чем им. И они, конечно же, уверены в благополучном исходе и желают мне всего хорошего. Прощаясь со мной, они посмотрели на меня с такой тоской, что мне стало не по себе. Как в старом фильме про обмен разведчиков на мосту, они поспешили в зал вылета, а меня повели на выход из аэропорта. Вспомнилась старая поговорка: «Жадность фраера погубит». Я ехал с серьезными парнями в громадном джипе неизвестно куда и не знал, вернусь ли обратно, – теперь это зависело от уже дважды умершего пациента. Я начинал понимать несравненную щедрость Николая Ивановича. Какой же я молодец, что взял деньги авансом и оставил дома. Рванули мимо «УЗ-ДЭУ» в сторону Казахстана. Ясно, верно, больной лежит в Южно-Казахстанской области.

Перейти на страницу:

Все книги серии Профессия: врач. Невыдуманные истории российских медиков

Милосердие смерти
Милосердие смерти

Если спросить врача-реаниматолога о том, почему он помнит только печальные истории, он задумается и ответит, что спасенных им жизней, конечно же, большинство… Но навечно в сердце остаются лишь те, кого ему пришлось проводить в последний путь.Спасать жизни в России – сложная и неблагодарная работа. Бесцеремонность коллег, непрофессионализм, отсутствие лекарств и оборудования, сложные погодные условия – это лишь малая часть того, с чем приходится сталкиваться рядовому медику в своей работе. Но и в самый черный час всегда остается надежда. Она живет и в сердце матери, ждущей, когда очнется от комы ее любимый сын, есть она и в сердце врача, который несколько часов отнимал его у смерти, но до сих пор не уверен, смог ли…Истории в этой книге не выдуманы, а собраны по крупицам врачом-реаниматологом, который сделал блестящую карьеру в России и бросил все, когда у него попытались отнять самое ценное – человечность. Это честный рассказ о том, чего нельзя узнать, не поносив медицинского халата; о том, почему многие врачи верят в Бога, и о том, как спасение одной чужой жизни может изменить твою собственную.

Сергей Владимирович Ефременко

Биографии и Мемуары
Вирусолог: цена ошибки
Вирусолог: цена ошибки

Любая рутинная работа может обернуться аварией, если ты вирусолог. Обезьяна, изловчившаяся укусить сквозь прутья клетки, капля, сорвавшаяся с кончика пипетки, нечаянно опрокинутая емкость с исследуемым веществом, слишком длинная игла шприца, пронзившая мышцу подопытного животного насквозь и вошедшая в руку. Что угодно может пойти не так, поэтому все, на что может надеяться вирусолог, – это собственные опыт и навыки, но даже они не всегда спасают. И на срезе иглы шприца тысячи летальных доз…Алексей – опытный исследователь-инфекционист, изучающий наводящий ужас вируса Эбола, и в инфекционном виварии его поцарапал зараженный кролик. Паника, страх за свою жизнь и за судьбу близких, боль и фрустрация – в такой ситуации испытал бы абсолютно любой человек. Однако в лаборатории на этот счет есть свои инструкции…

Александр Чепурнов

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное