Читаем Милосердие смерти полностью

– Нет, положите его в коридор, – предложил я.

И тут старый лис купился.

– Понял, переводите в одноместную. А шеф в курсе?

– Послушайте, дорогой, что я делаю без ведома шефа?

Я, конечно же, согласовал перевод, но вот в какую палату – не уточнял. Иван был переведен в одноместную палату с индивидуальной сиделкой. Но через час раздался звонок шефа. Профессор, как всегда, был зловеще вежлив и подчеркнуто корректен.

– Вы перевели Грымкалова в палату?

– Да, конечно, как и было обсуждено с вами.

– Вы перевели его в одноместную палату, не правда ли?

– Андрей Петрович, я перевел его в отделение, а палату мне указал Амбарцумян.

– Я разговаривал с Амбарцумяном, и он передал мне суть вашего разговора. И я прекрасно знаю вас и ваши методы. Но вы также должны понимать, что одноместная палата одна на все коечное отделение. Так вот, в эту палату в ближайшее время должен поступить пациент от директора. Так что я вас очень прошу – заберите Грымкалова обратно в реанимацию.

В одноместную палату ждали пациента от директора, а значит, Ивана нужно было вернуть в реанимацию.

Крайнов говорил ровным и спокойным голосом, но я чувствовал, что он в ярости и быть мне в опале ближайшие несколько недель.

«Господи, каков все-таки негодяй этот Грымкалов, – подумал я. – Ну, что, трудно ему было подойти к профессору в кабинет и побеседовать? Теперь придется возвращать парня в наш ад».

С такими мыслями я поплелся в коечное отделение. Да, молод я был еще для обмана Амбарцумяна. Видимо, после нашего разговора Степанович подстраховался и позвонил профессору.

Я зашел в палату. В ней было уютно и тихо, свежо и солнечно. Иван радостно поприветствовал меня.

– Ваня, нужно вернуться в реанимацию, – сказал я.

Иван ошарашенно посмотрел на меня:

– Зачем?

– Возникли небольшие проблемы с анализами, и мне нужно срочно вернуть тебя в отделение.

Иван все понял. Мне иногда казалось, что он умеет читать мысли. Он начал рыдать. Ситуация была ужасная. Я чувствовал себя последней тварью, но помочь парню не мог.

В реанимации Иван лежал с закрытыми глазами, ни с кем не разговаривал, отказывался принимать пищу.

Я позвонил Геннадию Сергеевичу.

– Господин Грымкалов, вы не удосужились подойти к профессору Крайнову. Ваш сын более не нуждается в реанимационной помощи. Таким образом, завтра вы должны решить вопрос о переводе вашего сына в больницу вашей губернии. Мы подготовим документы к выписке.

Ничего не ответив, Грымкалов бросил трубку.

На следующий день на утреннем обходе профессор, не замечая меня и обращаясь к моему заместителю, предложил перевести мальчика в одноместную палату. Я понял – Грымкалов все-таки навестил профессора.

После двухнедельной обструкции со стороны профессора моя опала, конечно же, прошла. Мальчик продолжал лечиться в коечном отделении. По-прежнему не работали ни руки, ни ноги, он не чувствовал своего тела ниже уровня ключиц.

Однажды, просматривая новости в интернете, я вдруг встретил знакомые имена.

Следственный комитет России извещал нас, простых смертных, об очередных успехах в борьбе с коррупцией. Так вот, Геннадий Сергеевич Грымкалов, занимая высочайший пост в Северной губернии, умудрился мошенническим путем через подставные фирмы присвоить себе около пятидесяти миллионов рублей из бюджетных средств и из средств пожертвований простых граждан, выделенных на строительство детских домов, детских садов и школ.

Через некоторое время Ивана Грымкалова забрали из нашей больницы и перевели в так называемую реабилитационную клинику, где-то на севере страны. На самом деле парня перевели в банальную местечковую больницу с индивидуальным уходом. Еще через полгода я узнал, что Иван скончался от пролежней и пневмонии в областной больнице Северной губернии.

Сон

Звонок от него, как всегда, был не вовремя, но в то же время, как всегда, заманивал многообещающими финансовыми перспективами. Он (а я его не видел никогда и общался с ним только по телефону), по всей видимости, был или руководителем системы, или человеком с таким авторитетом и именем, что информация о несчастьях в здоровье у богатейших людей страны сразу же поступала к нему. В дальнейшем он определял алгоритм спасения страдающего олигарха или же приближенных к нему. Однажды, несколько лет назад, он позвонил мне на сотовый и, представившись Николаем Ивановичем, попросил проконсультировать пациента в одном из отдаленных городков области. После моего согласия машина с шофером уже через полчаса стояла у ворот госпиталя.

В городке, стоящем на федеральной трассе, в замухрышной больничке, вонючей, грязной и нищей, лежал один из лидеров бизнес-сообщества страны. Осень, мерзкий снег с дождем, убогий городок, всепоглощающая русская тоска и безысходность – все как обычно. Но только пациент был уже из новой, непонятной и неведомой нам жизни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Профессия: врач. Невыдуманные истории российских медиков

Милосердие смерти
Милосердие смерти

Если спросить врача-реаниматолога о том, почему он помнит только печальные истории, он задумается и ответит, что спасенных им жизней, конечно же, большинство… Но навечно в сердце остаются лишь те, кого ему пришлось проводить в последний путь.Спасать жизни в России – сложная и неблагодарная работа. Бесцеремонность коллег, непрофессионализм, отсутствие лекарств и оборудования, сложные погодные условия – это лишь малая часть того, с чем приходится сталкиваться рядовому медику в своей работе. Но и в самый черный час всегда остается надежда. Она живет и в сердце матери, ждущей, когда очнется от комы ее любимый сын, есть она и в сердце врача, который несколько часов отнимал его у смерти, но до сих пор не уверен, смог ли…Истории в этой книге не выдуманы, а собраны по крупицам врачом-реаниматологом, который сделал блестящую карьеру в России и бросил все, когда у него попытались отнять самое ценное – человечность. Это честный рассказ о том, чего нельзя узнать, не поносив медицинского халата; о том, почему многие врачи верят в Бога, и о том, как спасение одной чужой жизни может изменить твою собственную.

Сергей Владимирович Ефременко

Биографии и Мемуары
Вирусолог: цена ошибки
Вирусолог: цена ошибки

Любая рутинная работа может обернуться аварией, если ты вирусолог. Обезьяна, изловчившаяся укусить сквозь прутья клетки, капля, сорвавшаяся с кончика пипетки, нечаянно опрокинутая емкость с исследуемым веществом, слишком длинная игла шприца, пронзившая мышцу подопытного животного насквозь и вошедшая в руку. Что угодно может пойти не так, поэтому все, на что может надеяться вирусолог, – это собственные опыт и навыки, но даже они не всегда спасают. И на срезе иглы шприца тысячи летальных доз…Алексей – опытный исследователь-инфекционист, изучающий наводящий ужас вируса Эбола, и в инфекционном виварии его поцарапал зараженный кролик. Паника, страх за свою жизнь и за судьбу близких, боль и фрустрация – в такой ситуации испытал бы абсолютно любой человек. Однако в лаборатории на этот счет есть свои инструкции…

Александр Чепурнов

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное