Читаем Милосердие смерти полностью

«Я не представлял жизнь без супруги. Да и Элла продолжала жить с мужем».

Я понимал, что, как настоящий «мэн», я должен взять красотку в жену. И тогда моя жизнь превратится в сказку. Но зачем мне эта сказка, зачем? Денег у меня достаточно. Можно и больше, но только не такой ценой.

Я с ужасом представлял жизнь без моей любимой супруги. Нет, вернее, я не представлял. Оторвать руку без наркоза, пожалуй, было бы менее больно, чем бросить Ленку.

Но ребенок, мой ребенок! С этим как жить? Мой ребенок – иудей… Ибо будет рожден иудейкой. Как же тогда мое православие?

И тогда я решил просто отдаться течению. Пусть будет, как будет. Самое важное – мой ребенок не должен страдать из-за отца-негодяя. В тот же вечер я позвонил Элле и сказал, что принимаю ее решение. И что ни под каким соусом от нашего дитяти не откажусь. На следующий день, сидя в ресторане, мы уже обсуждали имена возможных мальчиков и девочек. Элка была в приподнятом настроении, прекрасна, как мадонна. Она вся светилась изнутри.

С мужем она пока решила не разводиться.

Оставшиеся восемь месяцев пролетели, как пуля. Элла родила Иосифа, Иоську в Цюрихе. Иосифа Эдуардовича Капернаума, по записи в свидетельстве о рождении. Сразу же по возвращении в Москву, через три недели после рождения сына, она пригласила меня к себе в Барвиху. Муж ее был отправлен в Италию по каким-то делам клиники. Так что двое суток я был полностью отцом. Вставал по ночам, перепеленовывал, кормил.

Я просто уже ничего не понимал. Ничего. Элла продолжала жить с мужем. И в то же время я постоянно был рядом. Сын был до неприличия похож на меня, якобы чужого дядю. И уже Михаил Исаакович, дедушка Иосифа, несколько раз как бы внезначай спрашивал Эллу, когда она в последний раз видела прекрасного реаниматолога Коваленко. Хотя наверняка охрана доложила ему уже все про мои визиты. Исаакович спрашивал, но в ситуацию не вмешивался. Пока не вмешивался.

А на днях я узнал, что моя любимая жена уже год как «плотно» дружит с одним из руководителей фирмы, в которой работает. Все. Это конец.

Вот так, Артем. Вот так я и живу. Пока живу. Хотя в этой ситуации для всех, абсолютно для всех было бы лучше, если бы я умер.

Мы выпили по последней и расстались, обменявшись телефонами и клятвами о вечной дружбе…

– Представляешь, Саня, а через месяц после нашей встречи Коваленко не стало. Нелепый случай. По всей видимости, после очередного полета и нескольких бессонных ночей, возвращаясь из аэропорта на своей машине, за рулем заснул и выскочил на встречку.

Знаешь, что я скажу тебе, друг мой, Печорины должны умирать в молодости, и лучше на войне. Погиб бы Антоха тогда в горах, вечно бы помнили его как героя и на каждой встрече поднимали бы за него стаканы. А так, прости меня, Господи, запутался по жизни, затрахался и погиб по ерунде. Жаль, конечно, жаль… Ну да ладно, попилили и хватит, сегодня у нас встреча с премьером, нужно успеть просмотреть материалы.

Убийство священного врача

– Ну вот, ты, рассказывая мне о своей жизни анестезиолога-реаниматолога, полной самопожертвований и страданий, с невероятными победами над смертью, о своих глубоких и искренних переживаниях, горьких минутах отчаяния и ощущения собственного бессилия при гибели больного или раненого, нарисовал образ идеального, безупречного врача, вся жизнь которого была посвящена служению жизни и борьбе со смертью. Но все же, скажи, только честно – проработав столько лет в анестезиологии и реанимации, постоянно видя множество смертей на протяжении тридцати с лишним лет, неужели ты спишь спокойно и тебе не в чем себя упрекнуть?

Если это так, то ты, наверное, действительно идеальный врач и человек. Но как-то не верится мне в человеческую идеальность. Ведь, как бы там ни было, работая на грани между жизнью и смертью, – и эта грань, позволю себе заметить, не твоя, а пациентов, которых ты должен спасать, – нельзя быть безупречным.

Какие бы причины ни приводили к этому, но по твоей вине, или же с твоим невольным участием, умирали люди, которые могли бы выжить. А если это так, то в этом случае ты являешься убийцей.

И пусть до этого и после ты спас множество людей, которые тебе благодарны, но по законам Божьим ты все же нарушил заповедь «Не убий» – даже одна загубленная по твоей вине жизнь перечеркивает всю твою святость и идеальность. Я думаю, что «убийца» в белом халате, которому доверили жизнь, даже страшнее, чем обыкновенные насильники и бандиты. Потому что от насильника или бандита жертва еще может как-то пытаться защититься, а перед врачом она – полностью беззащитна.

Перейти на страницу:

Все книги серии Профессия: врач. Невыдуманные истории российских медиков

Милосердие смерти
Милосердие смерти

Если спросить врача-реаниматолога о том, почему он помнит только печальные истории, он задумается и ответит, что спасенных им жизней, конечно же, большинство… Но навечно в сердце остаются лишь те, кого ему пришлось проводить в последний путь.Спасать жизни в России – сложная и неблагодарная работа. Бесцеремонность коллег, непрофессионализм, отсутствие лекарств и оборудования, сложные погодные условия – это лишь малая часть того, с чем приходится сталкиваться рядовому медику в своей работе. Но и в самый черный час всегда остается надежда. Она живет и в сердце матери, ждущей, когда очнется от комы ее любимый сын, есть она и в сердце врача, который несколько часов отнимал его у смерти, но до сих пор не уверен, смог ли…Истории в этой книге не выдуманы, а собраны по крупицам врачом-реаниматологом, который сделал блестящую карьеру в России и бросил все, когда у него попытались отнять самое ценное – человечность. Это честный рассказ о том, чего нельзя узнать, не поносив медицинского халата; о том, почему многие врачи верят в Бога, и о том, как спасение одной чужой жизни может изменить твою собственную.

Сергей Владимирович Ефременко

Биографии и Мемуары
Вирусолог: цена ошибки
Вирусолог: цена ошибки

Любая рутинная работа может обернуться аварией, если ты вирусолог. Обезьяна, изловчившаяся укусить сквозь прутья клетки, капля, сорвавшаяся с кончика пипетки, нечаянно опрокинутая емкость с исследуемым веществом, слишком длинная игла шприца, пронзившая мышцу подопытного животного насквозь и вошедшая в руку. Что угодно может пойти не так, поэтому все, на что может надеяться вирусолог, – это собственные опыт и навыки, но даже они не всегда спасают. И на срезе иглы шприца тысячи летальных доз…Алексей – опытный исследователь-инфекционист, изучающий наводящий ужас вируса Эбола, и в инфекционном виварии его поцарапал зараженный кролик. Паника, страх за свою жизнь и за судьбу близких, боль и фрустрация – в такой ситуации испытал бы абсолютно любой человек. Однако в лаборатории на этот счет есть свои инструкции…

Александр Чепурнов

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное