— Не сомневаюсь, — командир ложится на землю и врубает отвод глаз. Всё верно, будет не смешно, если мы тут во всю обманем тепловизор (если он есть конечно), но нас, просто, увидят с вертолёта.
Фокус с температурой совсем не сложный, мы так давно развлекаемся, просто в боевых условиях применять не приходилось. Лежим, ждём, пока подлетит. Рогожин пялится в бинокль.
— Отставить стрелковку, — командует Рогожин, — Балагур, как пролетят, засади в хвост из РПГшки.
— Есть.
— Америкосы, — поясняет капитан, — ожидаемо. Всё-таки за Ифрита обиделись.
— Так вот куда хвосты тянутся, — хмыкаю.
— Да, — кивает, — есть такая прослойка людей, которые презирают собственный народ и готовы молиться на заграницу. А у нас, как ты понимаешь, ставка сделана на Россию.
— Почему? — интересуется Лаки. — Не то, что я сомневаюсь в правильности выбора, просто интересно.
— Из-за менталитета, — хитро лыбится Рогожин, — а все остальные вопросы к Всеславу.
И тут бахнуло. Вован не промахнулся. Ну что ж, пора дёргать в сторонку. Всё-таки, есть справедливость, наёмники, это не бесправные срочники. Как говорится, за что боролись на то и напоролись. Будут вам деньги за труды, компенсация родственникам, называется.
— Надо было больше гранатомётов брать! — на бегу заметил Балагур.
— Отставить! — тут же откликнулся командир. — Наше дело отвлечь, а не устраивать войну.
Эх… Накаркал, дятел. Откуда в этой стране столько американских наёмников? Ну серьёзно? Они что к войне готовятся? Интересно с кем? Так что, пострелять пришлось знатно, и отход наш превратился в настоящую эпопею. Несколько раз меняли направление движения, чтоб не уткнуться в заслон. Но все пути к границе плотно перекрыли. И самое скверное, что противник знал, кого ищет. Тех, кто умеет отводить глаза и становиться невидимым. Количество инфракрасных и прочих сканеров движения зашкаливало. И если лёжа и не двигаясь, можно довольно долго обманывать тепловизор. То при движении, это ещё та задачка. Так что нас просто изматывали и зажимали со всех сторон.
И хотя мы всё-таки старались излишне не вступать в перестрелки, тихонько зарезать при возможности, это всегда, пожалуйста. Но бывали случаи. Дошли до границы, а там народу… Всё перегородили, электроники натыкали. Бронетранспортёров нагнали. Только танков не хватает.
— Хан, видишь вон того мужика, третьего от грузовика, рукой вон махнул, — дает ориентиры Рогожин.
— Вижу.
— Сможешь, выстрелить, когда отвернётся, на прицеливание секунда, не больше.
— Тут метров семьсот, не меньше, — хмыкает Марат.
— Сможешь или нет?
— Пока не попробуем, не узнаем, — философски замечает снайпер.
— Надо, Хан. Его надо завалить обязательно. Постарайся.
— Что тоже одногруппник? — интересуюсь такой настойчивостью.
— Почему тоже? — Рогожин недоверчиво щурится на меня. Но разглядев мою кривую ухмылку, вспоминает, что я всё-таки помогал с допросом: — Что-то туплю, — устало трёт подбородок, третий день бегаем. — Нет не одногруппник, даже не однокурсник, в помощниках у Ифрита был, но я его сразу узнал. Мерзкий тип.
— Тогда точно завалю, — хмыкает Хан и тут же стреляет. Вот только, сделал он это не как просил Рогожин, в спину, а в тот момент, когда цель оборачивалась. Но думаю, это случайно так вышло. Ибо он смотрел на нас, чтоб цель не почувствовала взгляд, а потом просто вскинул винтовку и завалил чувака. Так в висок и залетела пуля. Что сказать? Я бы так не смог.
— Я бы так не смог, — чуток завистливо признался Саня.
— Я бы тоже, — капитан хлопнул Хана по плечу, — с меня причитается.
— Сочтёмся, — довольно щурится Марат. Похвала не только кошке приятна. Особенно если твои заслуги признаёт такой человек, как Рогожин.
— Ладно, отходим, — Рогожин смотрит на часы. — Пусть посуетятся. А мы пока отдохнём в овраге. Пора прорываться, парни. Теперь время играет против нас. Тем более, что главного дятла завалили.
— Думаешь, он там главный был? — сомневаюсь в его высказывании.
— Без понятия, — усмехается, — я сказал главного дятла. Чуешь разницу?
Вот что интересно, сколько народу мы положили во время своей эпопеи, а ведь никто и нигде, на официальном уровне, даже не хрюкнул. Ни тогда, ни потом. Может потому, что американцев здесь нет? И эта мысль имеет смысл, ведь буквально через пару месяцев, американцы будут кричать на весь мир, что их тут не было. Нельзя же убивать тех, кого нет?
Глава двадцать вторая
Какое-то странное представление у Рогожина о прорыве:
— В идеале чтоб даже не проснулся никто, — вещает очень тихим голосом, прислонившись спиной к земляной стенке оврага. Но, как известно, идеал редко достижим, поэтому чуток пошумим, после того, как проскочим через них, — хитро лыбится. — Листик, сколько бомб можешь соорудить?
— Смотря как взрывать и смотря что? Если таймером, то две. Если дистанционно, то, до восьми.
— Два БТРа рвануть, чтоб в спину не бахнули и в горючку, чтоб не мёрзли, когда уйдём.
— Сделаю, — кивает сапёр.
— Балагур, помнишь, я тебе не дал по грузовику из РПГшки шмальнуть?