Милосердие в тебе (СИ)

========== Часть 18 ==========

— Ты сможешь покинуть карету, как только мы отъедем на безопасное расстояние.

Вкрадчиво произнесла Элисон, даже не посмотрев в сторону цыганки. Она устремила взгляд на собственный костлявые пальцы и лишь сейчас заметила, что перебирала их от волнения. Аристократка старалась побороть в себе желание ещё раз взглянуть на гладкую кожу спутницы, на смуглую зону декольте, притягательности оттенку которой прибавляла белая рубаха. Мадмуазель Бадлмер — девушка из высшего общества и она не должна ни коем образом взаимодействовать с цыганами. Особенно учитывая, что уже совсем скоро она станет женой посла. Мадам Джентиле не должна обращать внимания на дворовых девок, даже если они умеют так волшебно кружится в танце, даже если они весьма притягательны, даже если голос их подобен манящему журчанию ручья.

— Спасибо, — ласково прошептала цыганка, — Я уже мечтать не смела, что смогу покинуть собор.

Спасибо?.. неужели ей знакомы хоть какие-то манеры?

Теа всё-таки решила взглянуть на брюнетку. Должно быть, она ведьма. Виктор всегда говорил, что цыгане увлекаются колдовством и Эсмеральде наверняка оно не чуждо. Иначе Бадлмер на могла объяснить притяжение, что испытывала в данное мгновение. Яркие алые губы, девственная кожа, выразительные глаза с пышными ресницами. Ведьма, должно быть. Наверное, таких, как она, ханжи обвиняют во всех немыслимых злодеяниях. Будь то в соблазне чужих мужей, в чёрной магии или скверных знаниях.

Тем временем загорелые руки цыганки ласково прошлись по шерсти козы. Наверное, она наделила животное разумом или беса в него вселила?

— Ты ведьма?

Вопрос аристократки заставил Эсмеральду удивлённо приподнять глаза. Она в течение некоторого времени пристально глядела на бледное лицо девушки, прежде чем расплылась в доброй улыбке, а с уст её сорвался смешок.

Ей смешно? Наверное, не впервой слышит. Не стоило спрашивать у неё ничего. Не следовало даже было начинать говорить. Молчать. Нужно было просто молчать.

— Нет, я не ведьма. А что насчёт тебя?

— Что?! — возмутилась аристократка, — Нет, конечно нет!

— Это неприятно, правда? — вдруг смуглое лицо её переменилось, а уголки губ опустились, — С чего ты взяла, что я могу быть ведьмой, а ты нет?

— Потому что ты цыганка.

— А я откуда могу знать, что вы, аристократы, не увлекаетесь чем-то… грешным?

Лицо Элисон вновь залилось краской смятения. Неужели она сидит в собственной карете вместе с цыганкой и козой, да ещё и краснеет? Айзек счёл бы данную ситуацию за начало неплохого анекдота, но точно бы не поверил в её реальностью.

— В чём тогда твоя вина? Почему собор был окружён?

— Моя вина лишь в том, что я проявила милосердие к горбуну, над которым издевались, — недовольно буркнула девица, пока аристократка продолжала непонимающе смотреть на нее, — Судья не посмел прекратить этот балаган и, как ты можешь заметить, он обвинил во всём меня… Обвинил меня в своей трусости и жестокости.

— Неужели ты думаешь, что я поверю твоим словам?

— Ты можешь мне не верить, но он так же, как и все остальные лишь молча смотрел на то, как беднягу унижали.

— Судья Фролло не мог так поступить с Квазимодо. Он его вырастил… — растеряно добавила она.

— Конечно, я сама окружила Нотр-Дам целым отрядом стражников.

— Ты совсем не знаешь его. Он не мог так поступить…

***

— Это моя вина!

Воскликнула Элисон и тут же закрыла свой рот трясущимися руками. Она испуганно смотрела на судью, что вдруг остановился. Он громко дышал, жадно вбирая в лёгкие, как можно больше кислорода. С каждым вздохом плечи его вздрагивали, с каждым выдохом девушка всё больше жалела о сказанных словах.

— Что?!

Яростный взгляд пал на аристократку. Фролло, конечно же, расслышал каждый звук, что сорвался с её уст. Он хотел заставить её ещё раз прочувствовать страх, что обычно испытывает преступник во время признания в своих деяниях. Но она не посмела подтвердить, произнесённые ею же слова.

Сердце упало вниз, а дыхание сбилось. В её глазах помутнело от страха, но она отчётливо слышала его твёрдые, полные ярости шаги. Он направлялся в её сторону, пол словно горел под его движениями. Ноги девушки без её ведома попятились назад, желая найти хоть какую-то опору телу. Элисон боялась Клода гораздо больше смерти. Она бы предпочла умереть, чем вновь оказаться перед ним столь беспомощной. Бадлмер зажмурила глаза, не решаясь поймать на себе карий взгляд.

— Повтори!

— Это моя вина, — заикаясь, промямлила аристократка. На этот раз тихо, словно боялась собственных слов.