Милосердная мисс Эва

Как во сне, как в страшно ускоренных киношных кадрах, далёкая человеческая фигура стремительно вырастает до гигантских размеров, заслоняет собою лобовое стекло – и вдруг исчезает из поля видимости.

Вот только был человек, мелькнуло растопыренное тело, припечатало к стеклу искривлённое лицо – и уже пусто. Только на треснувшем стекле ползут красные разводы.

Звук, как всегда, запаздывает. Глухой крепкий удар, тугой скрип тормозов, запах горелой резины. «Ладу» сильно встряхнуло, подбросило, крутануло так, что я грудью насаживаюсь на руль, как на вертел. Если бы не ремень – пробила бы головой стекло.

Больно вдохнуть: сломано минимум два ребра. В глаза стекают неприятно суетливые тёплые струйки крови. Я трясу головой. В первые минуты мёртвой тишины постепенно и робко возвращается жизнь. Звон в ушах, лёгкий трепет ветерка, шелест листвы, пиньканье птичьей мелюзги в кустах.

Человек лежит в метрах двадцати от пустынной дороги в траве, на животе, лицом вниз. Я кое-как выбираюсь из машины: хорошо, не заклинило дверь. Ковыляю до него, просовываю руку к шейной артерии… Странно, если бы после такого удара он остался жив.

Я – убийца. Я только что встала на одну доску с господом Богом. Только что лишила жизни человека, которую в него вдохнул Бог.

Это за полгода третья смерть под колёсами моего автомобиля. Господи, дай мне пережить то, что меня ждёт. Ведь я не железная, господи, сколько можно?!

Это для меня величайшая трагедия. А люди даже не заметят, ну кроме самых близких родных. Одним смертельным ДТП больше, одним меньше – какая мелочь.

Каждый год у нас на дорогах гибнет в полтора раза больше людей, чем за всю афганскую войну. Полторы афганских войны в год.

Или как если бы на наших дорогах ежегодно терпели крушение 150 самолётов. Каждые два дня по самолёту. Но никто по этому поводу не заморачивается.

Вот авиакатастрофа – совсем другое дело. Крику на весь свет, правительственные комиссии, разборки, суды, страховки, миллионные выплаты. Соболезнования высокопоставленных лиц, пышные молебны, траур.

Крупным планом – бьющиеся в истерике родные, деловитые десанты психологов в аэропортах. Беспрерывно ползущие списки погибших по экранам телевизоров и компьютеров. И всюду выжимающие слезу предсмертные сёлфи: перед посадкой в самолёт, в момент взлёта, в предпоследнюю минуту…

О, как лицемерен человек!

Говорят, ушлые торгаши запустили в серийную продажу красиво упакованный в целлофан стандартный поминальный набор: гвоздики – детские игрушки – свечи – рамки для фото… Чтобы нести к месту трагедии.

Другое дело сотни ежедневных ДТП – из них ведь не устроишь яркое шоу. Человек, погибший под колёсами автомобиля – как бы недочеловек. А смерть на дорогах – как бы недосмерть. Не престижная, низкая, быдловская смерть. Небыдло, как известно, пешком не ходят. Крысе крысиная смерть. Так и говорят: «Задавили как крысу».

Никто не бьётся в коллективной истерике и не бьёт в набат. Перефразирую высказывание: если люди гибнут в самолёте – это трагедия. Если под колёсами авто – это статистика.

Если бы я была скрытая маньячка как Тамарка – я бы выбрала этот совершенно безотказный, безопасный, безобидный, очень удобный вид убийства.

А что, новая разновидность: дорожный маньяк. Разъезжает по дорогам страны, сбивает в своё удовольствие людей. В момент наматывания чужих кишок на колесо испытывает острый оргазм.

Или взять киллеров. К чему наёмным убийцам все эти киношные трудоёмкие заморочки с устранением ненужного человека?

Всё это бездарное подражание Cosa Nostra: томительная слежка, похищение, умыкание в лес, трата пуль, подбрасывание пистолета, заметание следов… А тут замочил без шума и пыли, не пачкая рук – и подозрения ни у кого не вызвал. Маленькая простительная дорожная неприятность, с кем не бывает.

Обычным маньякам и киллерам могут припаять пожизненное. А здесь ну пожурят, ну погрозят пальчиком: «Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! Ай-яй-яй!» Ну, на поселение, на свежий воздух на годик-другой сошлют – если уж судья совсем зверь попадётся.

В общем, маньякам, наёмным киллерам и ревнивым хозяйкам, задумавшим убрать нелюбимого мужа, – на заметку. Как они до сих пор не дотумкали до такого способа идеального, чисто русского убийства?!

С чего началось? С того, что я прочувствовала муку и смертный ужас уховёртки под папиным каблуком? Я уже рассказывала, как кричит от боли растение, касаясь горячей батареи. Как сжимается от ужаса разделочная доска, которой касается нож.

Потом я впервые увидела Её.

К вашему сведению, человек похож на яйцо, просвечиваемое лампочкой. Бабушка в деревне просматривала гусиные яйца через специальную лампочку-овоскоп.

Если попадался болтун (пустое яйцо) – его следовало выбросить или сделать из него яичницу. Если в яйце поселился зародыш – нужно было вернуть его под гусыню. Где зародыш – там под чистой прозрачно-розовой скорлупой темнела нежная живая субстанция.