Она тянется к куртке, и коренастый мужчина, которого Марен поначалу приняла за ее мужа, но теперь видит, что он годится ей в отцы, делает знак им с Кирстен подойти ближе.
– Помогите, пожалуйста.
Они стоят перед шлюпкой, качающейся на волнах. Коренастый мужчина машет рукой гребцам, отдавая безмолвный приказ, и те повинуются ему мгновенно. Сразу ясно, что он занимает высокое положение на корабле. Наверное, он капитан. Гребцы смотрят себе под ноги, их плечи по-прежнему сгорблены от напряжения. А ведь им еще предстоит плыть обратно – и грести против ветра.
– Отдайте ей куртку, – говорит пастору капитан, и Марен забирает куртку. Капитан подает женщине руку, чтобы ей было, на что опереться в раскачивающейся шлюпке. Марен видит, как вспыхивают ее щеки, когда она опирается на него одной рукой, а другой прижимает к ногам широченные юбки. Она быстро встает, ветер тут же подхватывает ее подол, раздувая его, как парус. Кирстен немного сдвигается в сторону, чтобы загородить собой женщину. Пальцы незнакомки, вцепившиеся в руку капитана, совсем побелели, губы сжаты в тонкую линию.
Видно, что ей очень неловко, и Марен почему-то неловко за нее. Она в жизни не видела такого пышного платья, ей приходится постараться, чтобы продеть трясущиеся руки женщины в рукава зимней куртки, почти негнущиеся из-за плотной меховой подкладки.
Она, эта женщина, ниже Марен, но заметно полнее: куртка сидит на спине внатяг и еле сходится на груди. Она совсем юная, хотя у нее полноценные женские формы, которые только подчеркивает фасон платья. И все равно она больше похожа на девочку, может быть, из-за взгляда – такого растерянного, даже ошеломленного. Марен помогает ей застегнуть куртку, ее юбки больше не надуваются ветром, и теперь она может сойти на берег.
– Спасибо, – говорит она еще раз, ее горячее дыхание обжигает Марен щеку. Есть в этом дыхании какая-то странная сладость – неожиданная и тревожная, – от которой у Марен становится щекотно во рту.
Марен кивает, плотно сжав губы. Даже на корабле, в открытом море, эта женщина ухитрилась следить за собой лучше, чем любая из женщин Вардё, и теперь уже Марен краснеет, представив, как она выглядит в глазах этой ухоженной барышни из Бергена. Еще мгновение назад она смотрела на нее с искренней жалостью, а теперь понимает, сама выглядит жалко в своих заношенных узких юбках и старой папиной куртке, которая явно не сделалась благоуханнее после стольких месяцев в море.
Высокий широкоплечий мужчина наблюдает, как его жена выходит из шлюпки. Наблюдает спокойно, почти равнодушно. Как только она ступает на твердую землю, он оборачивается к пастору Куртсону. Оборачивается, но не смотрит на него: взгляд скользит по домам над причалом.
– Вы пастор?
Марен совсем не уверена, что эта резкость объясняется исключительно его плохим знанием норвежского.
– Поистине так, комиссар Корнет. Добро пожаловать в нашу…
– Благодарю, капитан, что вы доставили нас на место в целости и сохранности.
Он пожимает руку коренастому человеку, за локоть которого по-прежнему держится его жена.
– Для меня это было великой честью, господин Корнет. Равно как и удовольствием.
Комиссар коротко кивает и опять обращается к пастору:
– Это церковь?
– Поистине так. Позвольте мне…
Но комиссар не дает ему договорить. Резко развернувшись, он идет к церкви. Полы длинного черного сюртука хлопают у него за спиной, точно вороньи крылья. Пастор Куртсон на секунду теряется. Марен могла бы поклясться, что он действительно переминается с ноги на ногу, как оробевший ребенок. И хотя он чужой здесь, в Вардё, ей все равно его жалко.
– Вы идите, – говорит ему Кирстен. – Мы сами проводим госпожу Корнет домой.
Пастор Куртсон расправляет плечи, пытаясь вернуть себе хоть какой-то контроль над происходящим.
– Да. Я покажу комиссару церковь, а вы присмотрите за багажом.
Он идет следом за комиссаром, и Марен подозревает, что он сам толком не понял, что сейчас сказал. Кирстен едва заметно качает головой и обращается к капитану:
– Это все, капитан?
На носу шлюпки стоят три огромных тюка, один небольшой узелок и аккуратный маленький сундучок из какого-то красноватого дерева. Он украшен резьбой и закрыт на латунный замок. Гребцы начинают выгружать багаж, и жена комиссара выходит из оцепенения, наблюдает за ними, с тревогой поглядывает на резной сундучок, прижав руку к груди.
Капитан сам несет сундучок, очень бережно и осторожно. Гребцы подхватывают тюки, Кирстен берет узелок. Марен не знает что делать. Помощь больше не требуется, и надо ли ей идти с ними? Ей никто ничего не сказал, и она неуверенно топчется на месте, точно как пастор Куртсон, и пока она медлит, они успевают свернуть в проулок между домами Торил и Магды. Женщины Вардё и их детишки молча смотрят им вслед, и желтое платье юной жены комиссара исчезает из виду.
Она не оглядывается ни разу, и Марен сама толком не понимает, почему ей хотелось, чтобы она оглянулась. В груди что-то шевелится, что-то близкое к панике, и Марен надеется, что Кирстен будет добра к этой женщине.