Милосердные

Она ни о чем больше не спрашивает, занимается тестом для блодплёттара. Жжение в сердце слегка унялось – теперь, когда она знает, что Урса вернулась, что она где-то рядом. Смешав кровь с мукой, Марен берет веревку, идет к краю утеса и привязывает веревку к столбу, который Эрик вбил в землю пять лет назад – специально для этой цели.

Марен спускает корзину, ее взгляд упирается в острые скалы внизу и задерживается на них на долю мгновения дольше, чем нужно. Теперь кит приходит все реже и реже, но сейчас она видит его, распростертого на прибрежных камнях, его бока судорожно вздымаются и опадают. В ноздри бьет запах соли и гнили. Марен машет рукой, гоня его прочь, и моргает, пока наваждение не исчезает.

Она привязывает к столбу вторую веревку, затянув узел потуже. Другой конец веревки обвязывает вокруг талии, подтыкает под него юбку и спускается по почти отвесной тропе к ближайшему гнезду кайры, внимательно глядя себе под ноги. Птицы кричат и взмывают ввысь, от их криков у Марен звенит в ушах. Она не торопится. Берет пять яиц из трех гнезд, тщательно выбирает: не трогает яйца меньших размеров, или с красивыми крапинками, или белые, точно сливки. Под ней плещутся волны, на море отлив. Она вспоминает, как вытаскивала из воды сына Торил, и его тело дрожало, как студень.

Она быстро взбирается вверх, собирает корзинку и возвращается в дом. Добавляет все яйца в кровяное тесто, одно за другим. Они бьются легко, крошечные кусочки скорлупы летят в миску, и Марен их вытаскивает, подцепляя ногтями. Под ними остаются темные полоски крови.

На обед Марен с мамой делят один блин на двоих. Дом наполняется запахом железа и соли. Слава Богу, за едой мама молчит. Марен знает: она вспоминает Эрика. Кровяные блины были его самой любимой едой. Марен заворачивает один блин в чистую тряпицу, чтобы занести его Дийне по дороге на мыс. Мама не возражает.

* * *

– То-то я думаю, пахнет блодплёттаром, – говорит Дийна. Она сидит на крыльце, Эрик ползает по земле у нее под ногами. Она бережно берет сверток с блином. – Видела, как ты спускалась на скалы. Ты не проверила узлы.

Она разворачивает тряпицу, подносит блин к носу, вдыхает запах.

– Можешь не благодарить, – говорит Марен, с трудом сдерживая раздражение. Она уже развернулась, чтобы уйти, но Дийна хватает ее за запястье.

– Спасибо, Марен. – Глаза у Дийны горят. Марен потрясенно глядит на нее. Она уже и забыла, как это бывает. – В следующий раз, когда пойдешь собирать яйца, скажи мне, я тебе помогу. По скалам я лазаю лучше.

Марен кивает, сглатывает комок, вставший в горле. Гладит Дийну по руке.

– Да, хорошо.

Уже уходя, она слышит, как Дийна ласково обращается к сыну:

– Иди сюда, маленький. Иди попробуй. Твой отец их любил.

По дороге на мыс Марен думает только об Урсе: придет она или нет, и что делать, если не придет. От предвкушения встречи и страха, что она не состоится, у Марен перехватывает дыхание, и когда она видит Урсу – та стоит на самом краю утеса – у Марен кружится голова, и ей приходится сбавить шаг, чтобы не споткнуться на бегу.

На секунду ее ослепляет блик солнца, отразившийся от морской глади, и ей кажется, что это не Урса, а кто-то другой. На таком расстоянии лицо видится маской, светлые волосы растрепаны ветром, глаза как две темных дыры под нахмуренными бровями. Но вот Урса улыбается, и вновь становится собой, она машет Марен рукой, и той стоит немалых усилий, чтобы не броситься к ней и не стиснуть в объятиях.

Урса улыбается, но ее взгляд напряжен. Под глазами лежат темные тени. Марен хочется их стереть, хочется прикоснуться к лицу подруги, и ей снова приходится сдерживать себя изо всех сил.

– Значит, Кирстен тебя нашла? Я не знала, сможешь ли ты прийти сразу, но мне не хотелось ждать до вечера.

– Ты что, нездорова?

– Это так очевидно? – говорит Урса. – Вчера я весь день пролежала в постели. Поэтому не сумела прийти. Надеюсь, ты не слишком долго ждала.

Марен молчит, ей не хочется говорить, как вчера она целый вечер топтала траву на утесе. Трава у них под ногами примята до сих пор, и Марен надеется, что Урса этого не заметит.

– Что с тобой? Ты заболела?

– Просто что-то с желудком. Ты мне привила простые крестьянские вкусы. – Урса улыбается слабой улыбкой. – Видимо, кухня Вардёхюса для меня уже тяжеловата. И я выпила лишнего.

Марен трудно представить Урсу пьяной, всю расслабленную, с заплетающимся языком, как у папы на празднике солнцеворота.

– Тебя удивляет, что я напилась? – говорит Урса. – В такой компании ты бы сама напилась до бесчувствия.

– Все было так плохо?

– Мой муж сказал бы, что все прекрасно. Губернатор высоко оценил его деятельность и очень похвально о нем отзывался.

– Ну, так это же хорошо. Это значит, что вы здесь останетесь?

Урса глядит на нее, хмуря лоб.

– Губернатор… он зверь. Они все звери, даже жена. – Она резко втягивает в себя воздух, прижимает руку к боку. Марен подходит чуть ближе.

– Тебе, наверное, надо сесть. Ты очень бледная.