Милош и долгая тень войны

Я был очень патриотичным мальчиком, — спустя годы рассказывал профессор. — Вожатый провел со мной беседу. Он строго сообщил, что в польской харцерской организации нет места евреям. Я уже был рослым, мне было тринадцать лет, а тут такая сцена: я стою перед ним, реву, клянусь, что я поляк и католик, как и вся моя семья на протяжении поколений. […] В виде милости он сделал мне унизительное предложение, которое я принял: я могу остаться членом отряда, но не буду приходить на собрания. Он велел мне привести в порядок библиотеку отряда, которая была спрятана на чердаке у одного из приближенных, я занимался этим все лето, а осенью уже не вернулся в школу[183].

В 1937 году тональность повествования Щепанского о довоенном харцерстве становится темнее.