Милость Господня

Иван боится, что его выдаст ломающийся, смятенный голос, но духовники, вероятно, считают это нормальным: перед ними растерянный желторотик, не знающий что делать юнец.

– Как тебя?

– Иван…

В кусты, откуда он вылез, они не вглядываются.

– Ладно, Иван, пойдешь с нами… Давай – вон с той стороны…

Второй добавляет:

– Если заметишь что подозрительное, вперед не лезь. Мы – сами…

– Главное – не робей!

Они уверенно и неторопливо шагают вперед. Идут не по тропке, а по бокам от нее, сминая ботинками нежный мох. За ними остаются отчетливые следы.

Иван оглядывается – солнце уже совсем взошло. Верхушки сосен, подрумяненные, топорщатся свеженькими иголками. А дальше – из леса трухлявым грибом поднимается серый дым, и привлеченные его косматым уродством галдят и кружатся в радостной суматохе стаи ворон.

Несколько дней после этого Иван сам не свой. Днем еще ничего, как-то оно размывается, но ночью, стоит закрыть глаза, и тут же всплывает обнаженная Марика: груди торчат, губы, словно в призыве, полуоткрыты, ладони, источающие прохладу, у него на щеках… Не уснуть, он ворочается с боку на бок, утром встает, будто набитый сырыми опилками, с трудом, через вязкую пелену, слышит, как отец Доминик, рассказывает о жертвенной и непримиримой борьбе Афанасия, архиепископа Александрийского, против ересиарха Ария. Какой коварный подкоп пытались осуществить ариане: дескать, Христос не единосущен Богу и даже не единоподобен, он вообще не Бог, а лишь творение Божье, ограниченное во времени, и потому никакой Святой Троицы не существует… Внешне вроде бы все логично: если Христос есть Сын Божий и сотворен, так сказано и в Евангелиях, значит, иерархически он стоит ниже Отца. А если к тому же не исходит от него Дух Святой, значит, не обладает Божественной полнотой. Только дьявольский ум мог создать такую изощренную аргументацию… И ведь, казалось бы, уже победило еретическое учение, стало государственной религией всей империи, Антихрист мог бы торжествовать, но возвысил свой голос Афанасий Великий и провозгласил непоколебимый догмат о Триединстве. Ничто его не остановило: был сослан, потом изгнан из Александрии, был осужден сначала Трирским собором, затем Миланским собором, бежал под угрозой жизни в Верхний Египет, противостоял четырем императорам, остался фактически в одиночестве – единственным епископом неарианского толка во всей Восточной Римской империи, заслужил прозвище Athanasius contra mundum (Афанасий против всего мира), и ведь вопреки всему победил: на Первом Вселенском соборе злокозненное арианство было осуждено как ересь.

– Се житие, кое должно запечатлеться в ваших сердцах: Бог, случается, тяжко испытывает детей своих, но никогда не оставляет их.

И вот все это – мимо ушей. Хуже того, когда отец Доминик, ткнув острым пальцем в Ивана, вопрошает, почему в православном учении не возникла такия, то есть благоразумное сокрытие веры, которое существует в исламе, тот не может ответить ничего вразумительного. То есть суть он, конечно, себе представляет: нельзя даже формально, пусть под угрозой жизни отступать от истинной веры, Сын Божий принял страдания на кресте, но не отрекся, дав этим пример нам всем, однако каноническую формулировку никак не вспомнить: вязкая пелена. Впервые за пять лет обучения в Монастыре он получает оценку «неудовлетворительно». Отец Доминик укоризненно смотрит на него поверх очков, съехавших с переносицы: а еще считаешься лучшим учеником.

Впрочем, Иван не один такой. Вся группа после костра, где сгорела ведьма, какая-то взбудораженная. Перешептываются между собой, что настоятель, отец Амвросий, был категорически против зачистки. Тем более чтобы в ней участвовали послушники и монахи. Но ведь заставили, пригнули к земле, силу продемонстрировали, власть все больше подчиняет себе Великие Монастыри.

Немыть, староста группы, подобные разговоры, разумеется, пресекает, сразу же поворачивает, как локаторы, оттопыренные чуткие уши. Предупреждает, что будет брать на заметку. Чуть стихает, на время, но потом вновь кипят пузырьки. Доходит до того, что Пятак, который и так-то лезет в каждую щель, удержаться не может, чтобы не вставить свои пять копеек, прямо в лоб на уроке интересуется, как быть с тем, что Константин Великий, император благочестивый, сделавший христианство официальной религией Византии и теперь признается святым в лике равноапостольном, принял перед смертью крещение от арианских епископов, в частности от Евсевия Никомедийского? Евсевиане – это ведь сторонники Ария?

Класс так и замер.

Слышно было, как жужжат мухи между оконных рам.