Милость крестной феи

– Столько особых подарков для обычной человеческой девчонки! – сказала Эли, криво усмехаясь. – И всё для того, чтобы я смогла умереть от неразделенной любви согласно договору, записанному в незримых книгах?

И она, отбросив в сторону напрочь испорченные водой башмаки, побежала меж деревьев, ступая с каждым шагом все тверже и увереннее. Новообретенное звериное чутье вело ее точнее любой карты: она теперь понимала, в какой стороне Терновый Шип, предчувствовала овраги, легко угадывала впереди полосы непроходимого бурелома и наполненные стоячей водой канавы, где даже опытный охотник переломал бы ноги. Ничто в ту ночь не могло остановить ее на пути к Ашвину. И лес, и магия были едины в своем желании сберечь Эли от опасностей.

Глава 12

К усадьбе Эли вышла ближе к полуночи, и она знала, что опередила чужестранцев, ведь не было короче пути, чем тот, по которому она пробиралась сквозь лесную чащу. Одним прыжком она перемахнула через ограду и мимоходом удивилась своей ловкости. Впрочем, объяснение было простым – вновь явила себя магия, которой было угодно вести Эли к смерти, обозначенной в договоре. Проклятие феи оказалось щедрым до расточительности: оно не жалело волшебства, чтобы исполнить волю своей темной создательницы. Казалось, потребуйся Эли перелететь через пропасть, чтобы встретиться с Ашвином, – и оно подарит девочке крылья. Думая об этом, она то скрипела зубами от злости – на фею и на себя, так легко принимавшую хитрые подарки, – то испытывала прилив сил: невозможно проиграть в бою за жизнь Ашвина, если твои временные союзники так сильны!

«Он там, там!» – явилась мысль, едва только Эли заметила отблеск свечи в одном из окон на втором этаже дома.

Как дикая кошка, она взобралась по стене, цепляясь окрепшими ногтями за старые бревна, и, захлебнувшись от внезапного волнения, заглянула в окно.

Действительно, там был Ашвин: он сидел за письменным столом, что-то сосредоточенно читая при свете свечи. «Не видела никого красивее…» – запело что-то внутри Эли, и она от досады зарычала на саму себя совершенно по-волчьи: глупое сердце! Как ты не можешь понять, что все это обман, наваждение? Но девушка добралась к нему, пройдя сквозь темный лес, переплыв через глубокую реку, и, следовательно, должна была что-то сказать.

– Ашвин! Ашвин! – позвала Эли тихонько и поскреблась в окно, как ночная птица.

Он не сразу услышал ее. Нахмурился, склоняя голову из стороны в сторону, и его пепельные волосы заблестели в теплом свечном свете. «Красивый! Красивый…» И вновь Эли застонала от досады, желая отхлестать себя по пылающим щекам.

Нерешительно он подошел к окну, вглядываясь в темноту, однако отпрянул, когда Эли вновь позвала его по имени.

– Кто там? – воскликнул он не столько испуганно, сколько взволнованно. – Если ты лесной дух, то уходи! В моих краях запрещено говорить с нечистыми созданиями!

– Открой окно, Ашвин! – тихонько просила его Эли, с трудом преодолевая робость. – Я всего лишь человек – такой же, как и ты. Мне нужно сказать тебе что-то очень важное!

Ее шепот, казалось, зачаровал Ашвина. Его взгляд оставался недоверчивым и настороженным, однако шаг за шагом он подходил к окну, за которым виднелось бледное личико с лихорадочно горящими глазами.

Поколебавшись пару мгновений, он приоткрыл задвижку.

– Да ведь ты же та самая лесная бродяжка! – воскликнул он, и лицо его просветлело. – Я узнал тебя! Ты забралась недавно в Терновый Шип, а затем я тебя испугал своими расспросами. Мне потом стало очень стыдно, и я все думал, в порядке ли ты. Откуда тебе известно мое имя?

Его приветливый голос заставил Эли растеряться – она и подумать не могла, что Ашвин запомнил ту встречу. Если он не обратил на нее внимания, когда они танцевали на балу, то с чего бы ему думать о чумазой девчонке-нищенке, которую он застал в своем саду?

– Это неважно, – наконец смогла сказать она. – Гораздо важнее то, что тебе грозит страшная опасность. За твоей головой в Лесной Край прибыли чужестранцы, и они ищут дорогу к Терновому Шипу прямо сейчас!

По побледневшему лицу Ашвина она поняла, что юноша знает, кто эти люди, – и смертельно боится их.

Бывает страх, что заставляет глаза гореть, а сердце – гнать пылающую кровь по жилам; еще он превращает все мышцы тела в натянутые струны, ускоряет бег, чтобы топот ног звучал в такт с безумным биением сердца; обостряет слух и ум, но притупляет боль и даже одаряет на время чутьем, помогающим предугадать тайные опасности. Словом, страх этот дан человеку во спасение.