Милость крестной феи

– Наверное, он слышал, как разбились стекла в окнах – их открыло порывом ветра, – вежливо ответил Ашвин, про себя удивляясь тому, что обычный мир все еще существует: ему казалось, что теперь ничто уже не будет прежним, а вот поди ж ты, сердитые слуги совершенно буднично причитают из-за порчи хозяйского добра и спорят, кому же идти за метлой…

– Пора идти, – нарушила тишину Эли, по лицу которой легко можно было догадаться, что думает она ровно о том же. – Нужно найти… старших и успокоить их – они наверняка думают, что мы сходим с ума от горя! Впрочем, мне и в самом деле грустно…

– И мне, – согласился Ашвин. – Но, честное слово, это совершенно не такая грусть, как та, что я испытывал, когда думал, что ты меня совсем не любишь! Тогда я жалел, что это с нами случилось, и больше всего хотел, чтобы мы никогда не встречались… А теперь… теперь я печален, но ни о чем не жалею.

– И я, – сказала Эли, улыбаясь. – Может, нам и не суждено быть вместе, но я так рада, что узнала тебя!

И они, не размыкая рук, отправились на поиски господина Эршеффаля, Одерика и Маргареты, не решившись беспокоить сердитых слуг расспросами.

Глава 28

Искать долго не пришлось – вскоре они услышали отзвуки разговора и увидели отблески света: хозяин дома, расположившись в своем кабинете, вел горестную беседу с Одериком и Маргаретой, подливая им в бокалы славное старое вино, крепостью не уступающее наливкам, имеющим хождение в Лесном Краю. Как было сказано выше, никто из них не верил, что у истории этой возможен сколько-нибудь счастливый исход. Оттого у господина Эршеффаля были красны не только щеки, но и глаза, Одерик молчал с каждой минутой все мрачнее, а бедная Маргарета тихо роняла слезы, отворачиваясь ото всех, – но разве могла эта безыскусная хитрость кого-то обмануть?

Стоило Эли и Ашвину показаться на пороге, как остатки сдержанности улетучились: Маргарета, разрыдавшись, обняла юношу, приговаривая: «Прости, прости меня, милый добрый мальчик», господин Эршеффаль шумно утер нос кружевным платком, и только Одерику волнение не помешало заметить, что его дочь держит своего спутника за руку.

– Прости, что обрекла тебя на несчастье! – повторяла Маргарета, гладя волосы Ашвина. – Ты этого вовсе не заслужил! Это все я, я виновата…

– Ох, матушка, но мы вовсе не виним тебя! – воскликнула Эли, обнимая Маргарету. – Если бы не ты – мы бы с Ашвином никогда не встретились!

– Я буду вечно благодарен вам за это, сударыня, – искренне прибавил к этому принц и тоже обнял опешившую женщину.

– Но… но… – Маргарета с недоумением и надеждой смотрела на них, утирая заплаканные глаза. – Вы хотите сказать…

– Мы хотим сказать, – объявила Эли, – что волшебству не удалось ничего испортить и мы с Ашвином любим друг друга.

Маргарета охнула, господин Эршеффаль едва не выронил бокал с вином, а Одерик, расхохотавшись до слез, промолвил:

– Какие замечательные дети! Вы только посмотрите на них – влюбляются, как и положено в их возрасте, безо всякой помощи магии! До чего же хорошо, когда обычная жизнь идет своим чередом и чудесам в ней не остается места…

– Как же я за вас рада! – вскричала Маргарета, тоже смеясь сквозь слезы и расцеловывая в щеки и Эли, и Ашвина. – Вы прекрасная пара, лучшего жениха для Эли я и представить не могу. И вовсе не потому, что Ашвин – принц! Ох, как глупа я была, когда думала, что это – самое главное…

– Но мы все равно не можем быть вместе, – перебила ее дочь, и голос ее зазвенел, выдавая то, какой высокой ценой ей дается спокойствие.

– Именно потому, что я принц, – продолжил Ашвин, невесело усмехнувшись.

– Да что же это такое! – взревел тут господин Эршеффаль, все это время вертевший головой, чтобы не пропустить ни слова, и успевший побагроветь до самых кончиков ушей. – Вы опять за свое?!

– Но ей и правда не место в большом городе… в столице… – Ашвин развел руками. – Для Эли такая жизнь – еще хуже проклятия!

– А он не может остаться со мной, потому что у него теперь есть долг королевской крови, – сказала Эли.

И они, понимающе улыбаясь, взглянули друг на друга с такой тоской, что Маргарета вновь всхлипнула, а Одерик, отставив в сторону вино, обреченно пробормотал: «Да уж, это еще безнадежнее, чем проклятие…»

В кабинете на некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая только тихим плачем Маргареты. Нарушил ее в конце концов господин Эршеффаль, непрерывно морщившийся, хмурившийся и постукивавший пальцами о столешницу, то есть проявлявший все признаки душевного смятения и внутренней борьбы.

– Довольно! – наконец вскричал он, хлопнув по столу ладонью так, что все бокалы и бутылки зазвенели. – Ну и ночка! Да мне никто не поверит, если я вздумаю об этом рассказать!.. Может, оно и к лучшему…

И с этими словами он, поднявшись с места, шагнул к Ашвину, глядя на юного принца с высоты своего немалого роста.

– Позвольте, ваше высочество, – пророкотал он, – вновь говорить с вами как со своим воспитанником, а не как с будущим королем.

– Как скажете, почтенный крестный, – ответил Ашвин, склонив голову.