– А вдруг полиция не разгадает махинаций Бессмертного?
– Так мы им подскажем! – не смутилась Акулина и протянула сообщнику прямоугольную карточку. – Вот!
Карточка оказалась фотографией, да не чьей-нибудь, а самой милой заговорщицы. Аристарх перевернул ее: «Каждый вечер с нетерпением жду вас в клубе. Акулина».
– Господа полицейские обязательно к нам нагрянут, а уж мы ваш мнимый дух призовем честь по чести. Сами все им и расскажете!
– Акулина Никифоровна!
– Что? Вам не нравится? – вдруг растерянно забеспокоилась девушка.
– Не в этом дело! – тут же уверил ее Аристарх. – Фотография! Вы заранее ее принесли и подписали!
Милая обманщица зарделась, словно школьница. А пылкий юноша уже схватил ее тоненькую ручку и притянул к своему сердцу:
– Смею ли я надеяться, Акулина Никифоровна?
Ах, молодость! Даже не разумеющему человеческую речь ховале было понятно, что смеет, и еще как.
Афера была осуществлена той же ночью. Вот только пожалел Аристарх зоосадовых криптид, не стал вешать ни на кого свое мнимое убийство. А ну как полиция застрелит бессловесную тварь с перепугу? Выбрал пустую клетку, где вместо несуществующего животного были установлены одни свистелки. Теперь, зная о деятельности начальства, Бредихин не сомневался, что деньги на эти свистелки были взяты из бюджета в таком количестве, будто покупалось одно из самых редкостных чудовищ. Про подлог знали не все, только смотрители, занимавшиеся уборкой. А завтра с утра как раз смена новенького Булкина – вот уж лучшего человека для наведения паники не придумаешь.
Беспокоил только ховала…
А ховалу беспокоил малахольный приемыш. Мало того что заявился посреди ночи, так еще и какие-то кровавые ошметки в пустую клетку таскает. Марусь ворчал и неодобрительно перебирал лапами на плече у сынка.
– Ты вот что – спрячься и к людям не вылезай, пока я за тобой не приду. Еды я тебе оставил.
Ховала заворчал сильнее, прикрыл веки, а когда открыл, из глазниц ударил такой яркий оранжевый свет, будто в каждой было по лампе.
– Тише-тише-тише, не сердись, – тут же засуетился Аристарх, не зная, как прикрыть все двенадцать глаз зверя всего двумя человеческими ладонями. – Ты меня так сейчас с головой выдашь!
Марусь, может быть, и послушался бы приемыша – вылезать к людям он ой как не любил, – вот только на следующий день случилось знаменательное событие. В зоосад наконец-то пожаловал человек старше двадцати лет, с четырьмя глазами, одна пара которых (о диво!) была совсем такая же оранжевая и круглая, как у ховалы. Человек шел в окружении остальных двуглазых, и Марусь сразу проникся к нему уважением: следить за такой толпой молодняка было непросто. Зверь скакал по веткам, кустам и оградам, неприметно следуя за чудом, но, когда четырехглазый зашел в вольер, где приемыш оставил окровавленное тряпье, не утерпел – шмыгнул следом.
– Это ты тут у нас, что ли, в роли ужасного дрекавака? – только и спросил сэр Бенедикт (ибо четырехглазым человеком мог быть только он), когда любопытная мордочка ховалы показалась из-за скалы. – Ну-ка, посвисти.
Марусь ничего не понял, но выглянул смелее.
Криптозоолог, отметив, что зверь к нему явно расположен, решил показать пример и тихонечко посвистел. Ховала понятливо закурлыкал в ответ, очевидно приняв звуки, издаваемые доктором, за вполне определенный вопрос, скрылся в ближайшей расщелине искусственных скал и тут же вынырнул обратно, держа в цепкой лапке какую-то трубочку.
– Так-так-так… – протянул Брут.
– Так-так-так, – застрекотал Марусь и, прибавив характерное посвистывание, протянул находку четырехглазому.
– Вот спасибо, сам бы я еще минут двадцать тут лазил. Ну что, помощник, со мной пойдешь? – Криптозоолог похлопал себя по плечу.
Два раза Маруся приглашать не надо было – стар-то он стар, а любопытства растерять еще не успел.
Когда дивное четырехглазое создание вылезло за пределы вольера, ховала получил возможность как следует разглядеть его спутников.
Ай-ай! У маленького и узкоглазого поранены руки – непорядок. Почему старший не лечит? А у высокого шерсть на голове вылезает – причем странно, двумя бороздами. Никто-то за вами, молодшенькими, не посмотрит, никто не направит. Вот третий был хорош: кругл, упитан и с глазами что утиное яйцо – сразу видно, у матки первое дитя.
Все выказали Марусю должное уважение – рассматривали его внимательно и пристально, с почтительного расстояния. Потом долго спорили, перебирали какие-то вещи приемыша и наконец забрали ховалу в странный дом, в котором сильно пахло плесенью и пылью.
Почтенный зверь не сразу понял, зачем его сюда принесли. А потом принюхался повнимательнее и сразу догадался. Сынок-то – вот он, здесь, в соседней комнате! Хотел было добраться до малахольного, да не успел. Встретил, старая дурья башка, по дороге тщедушное растение в кадке – жалко стало, решил помочь.
Пока облизывал, весь язык исколол. А этот узкоглазенький тут как тут – накинул на Маруся тряпку, и стало ховале темно и тесно.