Милые обманщицы

– Мы… мы просто ходили по тропе, – прошептала Эмили. – Разговаривали.

Ее мать опустила глаза.

– Я не очень-то доверяю… таким девушкам.

Постой-ка. Что такое? Эмили уставилась на мать. Выходит, она… знала? Но откуда? Ее мама даже не успела толком познакомиться с Майей. Если только она не догадалась, едва взглянув?

– Но Майя действительно очень милая, – выдавила из себя Эмили. – Я забыла тебе передать, но она сказала, что пирожные были чудо как хороши. Она просила поблагодарить тебя.

Мама снова поджала губы.

– Я заходила к ним. По-соседски. Но это… это чересчур. Она будет плохо влиять на тебя.

– Я не…

– Пожалуйста, Эмили, – прервала ее мама.

Слова застряли в горле.

Мама вздохнула.

– Слишком много культурных различий… между вами… и я просто не понимаю, что у тебя может быть общего с этой Майей. Да и кто знает, что это за семья? Что у них на уме?

– Подожди, что ты сказала? – Эмили уставилась на мать. Семья? Насколько Эмили знала, отец Майи был гражданским инженером, мама работала медсестрой. Ее брат учился в старшей школе Роузвуда и был подающим надежды теннисистом; они даже строили для него теннисный корт на заднем дворе. При чем здесь ее семья?

– Я просто не доверяю таким людям, – сказала мать. – Я знаю, это звучит несколько предвзято, но не доверяю, и все.

У Эмили голова шла кругом. Ее семья. Культурные различия. Такие люди? Она перебрала все, что сказала мама. О. Мой. Бог.

Миссис Филдс расстроилась вовсе не потому, что угадала гомосексуальные наклонности Майи. Она была расстроена, потому что Майя – как и вся ее семья – была чернокожей.

19. Обжигающе горячо

В пятницу вечером Спенсер, намазав поясницу жгучей обезболивающей мазью, лежала на своей кровати из кленового дерева посреди оборудованной в амбаре спальни и разглядывала роскошный потолок с нависающими балками. Никто бы не догадался, что полвека назад в этом сарае спали коровы. Комната получилась огромная, с четырьмя большими окнами и стеклянной дверью, ведущей в сад. После вчерашнего ужина она перетащила сюда все свои коробки и мебель. Она аккуратно расставила книги и компакт-диски по авторам и исполнителям, настроила стереосистему и любимые каналы в телевизоре, среди которых был и ее новый фаворит – «Би-би-си Америка». Все складывалось как нельзя лучше.

За исключением, конечно, пульсирующей боли в спине. Тело ломило так, словно она прыгала со скалы, только без эластичного троса. Йен заставил их бежать пять километров почти на спринтерской скорости, после чего они отрабатывали пасы на поле. Все девчонки говорили только о том, что они наденут на сегодняшнюю вечеринку у Ноэля, но после такой адской тренировки Спенсер предпочла бы остаться дома и заняться домашним заданием по математике. Тем более что домом для нее теперь был амбар ее мечты.

Спенсер потянулась к баночке с мазью и поняла, что она пуста. Она медленно села на кровати и, как старушка, схватилась рукой за поясницу. Ей нужно было сходить за мазью в большой дом. Спенсер очень нравилось называть свое прежнее жилище большим домом. Она ощущала себя ужасно взрослой.

Пересекая широкую холмистую лужайку, она мысленно вернулась к своей любимой теме дня – Эндрю Кэмпбеллу. Да, это было облегчением – знать о том, что «Э» – не кто иной, как Эндрю, и да, на душе стало гораздо спокойнее, и паранойя куда-то исчезла, но все равно – какой же он гнусный шпион! Как он посмел задавать ей такие навязчивые вопросы в читальном зале и писать такую гадость! А ведь все считали его милым и невинным, паинькой с ясным взором, безупречно одетым, при галстуке. Наверняка он таскал с собой в школу лечебный гель «Сетафил» и мылся после занятий физкультурой. Извращенец.

Закрыв за собой дверь в ванной наверху, она нашла в аптечке баночку с мазью, стянула с себя теплые спортивные штаны «Нуала Пума», повернулась боком к зеркалу и начала втирать мазь в поясницу. Едкий запах ментола мгновенно разнесся по ванной комнате, и она закрыла глаза.

Дверь распахнулась. Спенсер судорожно стала натягивать штаны.

– О боже… – сказал Рен, вытаращив глаза. – Я… черт. Извини.

– Все в порядке, – сказала Спенсер, пытаясь завязать пояс.

– Я до сих пор путаюсь в этом доме… – Рен был в голубой больничной одежде – свободной рубашке с V-образным вырезом и широких брюках. Одним словом, готовился ко сну. – Я думал, что это ванная в нашей спальне.

– С этими ванными постоянная путаница, – сказала Спенсер, хотя, разумеется, это было не так.

Рен застыл в дверях. Спенсер почувствовала на себе его взгляд и тотчас опустила глаза, проверяя, не торчат ли у нее сиськи и не осталась ли капля мази на шее.

– Ну, и как амбар? – спросил Рен.

Спенсер усмехнулась, по привычке прикрывая рот рукой. В прошлом году она отбелила зубы у дантиста, и они получились слишком белыми. Ей пришлось выпить тонну кофе, чтобы вернуть им натуральный оттенок.

– Бесподобно. А как тебе спальня моей сестры?

Рен скривил рот в улыбке.

– Мм… Пожалуй… многовато розового.

– Да. И эти шторы в рюшечках, – добавила Спенсер.