Милый дедушка

Уши. Уши, уши, уши. Не видят, привыкли, не прячут, а это… это ж звериные, мышиные, крысы, волки, собаки, торчат — уберите! Нет, не уберут. Забыть.

Ходить, бродить, молчать. Бред отношения. «Я» такой, какой, мне кажется, я глазами других. А «я» — не такой! «Здравствуйте» — тяжелая работа. Разожмите губы, мистер X. Нет! Отвернусь, пройду мимо. Чужие сознания — холодная вода. Смотрят, подгоняют под свои тавра. Каждый кулик предлагает жить в своем болоте. Море болотной воды.

Агрессия сознаний. Держись!

И вечером, у приемника — зеленый глазок, мрак и стеклянная планочка с красной шкалой. Мир рвется к тебе и лопается бомбой на коленях.

Стойте! Погодите.

Люда дала книгу. Девушка-работница и студент на каникулах в чужом доме. Англия. Девятнадцатый век. Поцелуй в саду и драка с конюхом, тоже имеющим виды.

Ее ладонь, жесткая от грубой работы. Жжет.

Ну что ж… Будет!

8. Саша Лапушкин. Друг, понимающий все. «Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его…» Саша кивает. Идем по красной листве, по желтым листьям. «Листьям древесным подобны сыны человеков». Тление. Запах мертвых.

Время, говорит Саша, время. Время — линия, время — кольцо, времени нет.

Говорим. А вот еще, еще! Нюансы. Обрываем, когда совсем тонко. А вдруг не понят? Тогда все зря. Обрывали.

Женщина — сверкающая неприкосновенность. Начало беды.

Книги.

«Князь Андрей был лучшим танцором своего времени, Наташа танцевала превосходно». Пик надежды.

Мендельсон. Концерт для скрипки с оркестром. Иди, иди сюда, на самый край…

И — в одиночку, по городу, в скверы, в кино, где в вестибюлях стареют любимые лица.

Дружба. Многозначительно-сдержанные песни с магнитофона. «И женщины глядят из-под руки — вы поняли, куда они глядят». Слушали. Одна беда на всех. Мужская. «Три товарища», Эрих — Мария — Ремарк.

Остроты. Белая рубашка с расстегнутым воротом. Карты. Одна беда на всех. Вы поняли, какая тут беда!

Румынское вино в эмведевском магазине, детский парк, лавочка, сирень. Юрка читает стихи. «Играйте, Пестель, Глюка…» Слушаем, щуримся.

Стоять в канатном квадрате на свету, стирать перчаткой счастливый пот; фотографировать мутные деревья; уйти в вечернюю школу, работать в цехе — дядя Валя уже договорился с мастером.

На работу идти в толпе. Пожимать ладони, ежиться от озноба.

Хотелось.

Стоял, не проглатывался ком — плакать — любви — чего же?!

9. Урок физики. Мел клюет доску.

Даете мир, думаю, даете и объясняете его. А будь он другим, вы объяснили бы по-другому. Вы объясните что угодно. А почему так, почему не иначе? Без «априори». Мы знаем, что… Известно, что… Предположим, что…

Игра без первого хода.

Доска рябится в глазах мелкой водой в штиль. Никто больше не видит этих волн. Они мои. Это мой мир. И будет день, когда узнаю — все это было только в моей голове. Пластинка, где иголкой кружит твоя память.

Не надо!

— Почему же? Если пространство и время не во мне, то в перекрестке их бесконечностей я ноль, и всё ноль.

Во мне миры, и, может быть, я сам лишь клеточка живого тела мира.

А жизнь человечества, «устремленного к звездам», — самонадеянная плесень на крошке тверди, пена, эпизод, миг.

Зачем?

«Цель человеческого существования заключается в прохождении цикла жизни, приводящего к потере жизненного инстинкта и к безболезненной старости, примиряющей со смертью» (!).

Стало быть, в прохождении… ладно, допустим, это моя. А общая? Сохранение рода. А для чего его хранить? Ну как, хочется же! А почему «хочется» рода важнее, чем мое? Его «хочется» больше? Значит, сто собак правее, чем одна? А если все собаки бешеные?

И почему же, почему надо быть хорошим?

Чтобы выжить, чтобы «хочется», даже роду выгоднее не… нехороший. Добытчик…

Радость чистой совести? А больше ли она нечистой? То есть я хочу сказать, больше ли она, чем радость при нечистой. Да и если радость чистой больше, стало быть, совесть — выгода. Какая ж это совесть?

И почему же нельзя? Увидят, засудят. Значит, если не видят — можно?

— Живи по душе! Как просит она, так и живи. Не мудрствуй.

А тело? Я говорю, а то, что просит тело?

Какое такое тело? С ума сошел!

Разумеется, это плохо?

Кто тебе сказал: плохо?

Все… И… я же чувствую — стыдно.

Чем больше женщину мы любим, тем нам трудней ее обнять! Фу!..

Завязывай.

Вас проинструктируют, как надо. Вы не первый. Стерпится, слюбится, смелется, сбудется — мука будет.

Спасибо, живу-то я. Я.

— «Я, я…» — заладил. — А когда будет «мы»? Мы ведь живем, и ничего. Вон какие!

— Живите.

Физичка кладет мел и вытирает тряпкой руки. Итак, сила равна массе, помноженной на скорость в квадрате и деленная на два.

А-а. Вот как.

10. В трамвае, подошла сзади, из 9-го «В» — тугая, выгнутая, глаза с поволокой, прижалась грудью: «Выходите?»

— Да…

«Не узнала».

Тш… В лопатки два упругих шара. О-о… Молчи… Молчи и чувствуй. Стой! Вот оно, господи. Смотри в окно, видишь, дом, кирпичный, красный, баня, деревья, что это? Холодное, скользкое — рыба, о-о… — бедро сквозь плащ. Холод, жжет. Молчи! Тайный холод, жгучая струйка от позвоночника в кровь. Стой. Грех мой, тайна моя, Гретхен. Молчи! Вот оно — сквозь — жги!