Милый друг Змей Горыныч. Сборник литературно-философских эссе

Вышесказанное означает, что Василий Капнист не был свободен в выборе того или иного шедевра для последующего толкования. Тем и универсальна сакральная система координат, что она устанавливает четкую иерархию вечных ценностей. Выбор среди них обусловлен вышним началом, а не чьим-либо субъективным пристрастием. Известно, как упрекал Александр Пушкин своего незабвенного учителя Василия Жуковского, что тот пересказывает немецкие баллады вместо того, чтобы заняться настоящим делом — переложениями эпических песен Тассо или Гомера. В конце концов, Жуковский откликнулся на сетования своего ученика. Его перевод гомеровской «Одиссеи» и поныне считается классическим. Очевидно: достигнутый результат стал возможен благодаря движению по аполлоновскому пути, сторонником коего являлся этот замечательный русский поэт. Другой путь неизбежно увлек бы его в сумрачную бездну сознания.

* * *

Гердер и Карамзин: явление лилии Феномен одного цветка в русской культуре

Поздней весной 1789 года Николай Карамзин отправился в путешествие по Европе. Как сообщал двадцатидвухлетний писатель, его целью было «собрать некоторые приятные впечатления и обогатить свое воображение новыми идеями». Эти впечатления и идеи он намеревался почерпнуть из общения с именитыми европейцами, а позднее изложить их в записках под названием «Письма русского путешественника». Как известно, в Кенигсберге молодому литератору удалось встретиться с немецким философом Иммануилом Кантом, в Цюрихе — побеседовать со швейцарским богословом и антропологом Иоганном Лафатером, а в Веймаре — навестить теолога и историка культуры Иоганна Готлиба Гердера.

Знаменательная беседа с Гердером состоялась 20 июля 1789 года. «Он встретил меня еще в сенях, и обошелся со мною так ласково, что я забыл в нем великого автора, а видел перед собою только любезного, приветливого человека», — отметил Николай Карамзин в записках. Разговор касался политического состояния России и обсуждения немецких поэтов, среди которых философ особенно выделил своего друга Иоганна Гете. На следующий день беседа продолжилась. Писатель признался, что многое ему оказалось непонятным в таком сочинении Гердера как «Древнейший документ человеческого рода». Учтивый хозяин пояснил, что работал над этим трудом в молодости, когда воображение «еще не давало разуму отчета в путях своих». Николай Карамзин удовлетворился этим ответом и покинул мыслителя с приятным ощущением, что отныне будет с еще большим удовольствием читать произведения «глубокомысленного метафизика», вспоминая его облик и голос.

Готовя к публикации «Письма русского путешественника», писатель решил дополнить свои беседы с философом пространной выпиской из его труда, в котором, в отличие от «Древнейшего документа человеческого рода», ему было «всё ясно и понятно». Речь шла о трактате Гердера «Бог: несколько диалогов», посвященном размышлениям о смерти. «Взглянем на лилию в поле, — писал философ, — она впивает в себя воздух, свет, все стихии — и соединяет их с существом своим для того, чтобы расти, накопить жизненного соку и расцвесть; цветет, и потом исчезает. Всю силу, любовь и жизнь свою истощила она на то, чтобы сделаться матерью, оставить по себе образы свои и размножить свое бытие. Теперь исчезло явление лилии; она истлела в неутомимом служении Натуры». Однако далее Гердер указывал, что «лилия не погибла с сим явлением», потому что «сила корня ее существует; она вновь пробудится от зимнего сна своего и восстанет в новой весенней красоте, подле милых дочерей бытия своего, которые стали ее подругами и сестрами». В заключение философ делал оптимистический вывод, что «нет смерти в творении», где действует изящный закон Премудрости и Благости: «все в быстрейшем течении стремится к новой силе юности и красоты — стремится, и всякую минуту превращается».

Процитировав данный отрывок, Николай Карамзин отметил, что в нем кружится «не бурно пламенное воображение юноши», но «мысль мудрого мужа, разумом освещаемая, тихо несется на легких крыльях веющего зефира — несется к храму вечной истины». Как видно, писателя в гердеровском трактате более привлекла поэтическая метафоричность, нежели абстрактная глубина мысли. Это вообще характерно для русского типа мышления: восприятие мира через возвышенный образ, через поэтическую метафору. Между тем, переводя указанный текст, Николай Карамзин допустил некоторую вольность, заменив общее понятие «цветок» (Blume), которое фигурировало в подлиннике, на конкретное слово «лилия». Тем самым переводчик придал рассуждениям Гердера несколько иное толкование.